Первые шаги

— Ну, «пытсотка» обычный за двэ атдам, Чэйзэр — за пять, Спас…

— Не, не будет у них столько.

Перепел был прав.

— А нельзя ли часть продать нам в кредит? — спросил Макс.

— Э, кто ж сталкеру в крэдыт даёт?! — развеселилась торговка.

Вдруг у меня появилась идея!

— А если я не деньгами, а сламом заплачу?

— Аткуда у тэбя слам?

— Неважно. У меня есть «белая вертячка». Что за неё дадите из оружия?

— Вабще-та, я слам нэ бэру. Ты же знаешь, Пэрэпэл, да? Но ви мнэ, рэбятки, панравылысь. Я тэбэ за нэё «пытсотка» дам, хароший, новый.

— И пять пачек патронов, — быстро добавил Перепел.

— Тры.

— Четыре.

— Харашо, чэтыре.

В руки мне лег Форт-500М. Мне сразу понравились его поджарый силуэт, чёрный цвет, легкость и ладность, а также исходивший от него запах ружейного масла. Взяв его, я сразу ощутил какую-то уверенность в себе, особое чувство защищенности и свободы.

Чтобы снова испытать это чувство, я, словно гладя ручного зверя, провел рукой по дробовику, висевшему сейчас у меня на поясе, и почувствовал, что он влажный. Всё — и одежда, и снаряжение — всё было влажным от росы и тумана, окружавшего нас в овраге. Вот уже полчаса мы сидели здесь и чего-то ждали. Чего именно — непонятно. Перепел, сбрасывая рюкзак и садясь по-зэковски на корточки, выдохнул только: «Всё, последняя остановка перед Зоной». И немедленно присосался к фляге.

Овраг был глубиной примерно в полтора моих роста с крутыми глинистыми стенами. Рядом с тем местом, где мы остановились, была тропа, по которой можно было подняться наверх. Окурки, несколько пустых бутылок и консервных банок подсказывали, что люди здесь бывают нередко. Перепел мелкими глотками глушил сивуху, Макс сидел, прислонясь спиной к откосу и слушал в наушниках какую-то музыку. Я стоял, жадно затягиваясь сигаретой, и прислушивался к тупой ноющей боли в правом нижнем зубе «мудрости». Болеть он начал ночью, и я до утра промучился, вертясь на подушке, не в силах уснуть; боль то усиливалась, то затихала, и когда я ненадолго проваливался в дремоту, боль казалась мне какой-то металлической струной, пронзающей мое существование и время от времени вибрирующей.

— Перепел, дай хлебнуть, — сказал я, докурив и яростно втоптав окурок в красноватую глину.

— Не дам, — ответил он, оторвавшись от фляги.

— Жмот.

— Я не жмот. Я просто не зна… ик! не знаю, как на тебя спиртное в Зоне подействует.

— Да уж не хуже, чем на тебя! — разозлился я. — Шесть утра, а ты уже бухой в зюзю! Как ты вообще нас поведешь, алконавт хренов?!

— Отлично поведу, не ссы. Меня в Зоне алк… ик! алкоголь не берет. Совсем. Могу хоть ведро выпить — как вода. Только почки болят.

Вдруг сверху послышался звук едущего автомобиля, сначала звук рос и набухал, а потом стал сдуваться и совсем исчез. Снова всё накрыла ватная тишина, изредка протыкаемая вороньим карканьем.

— Всё, патруль проехал, — сказал Перепел. — Пошли. За мной!

От поднялся и пошатываясь полез по тропе из оврага. Мы с Максом выбрались в два раза быстрее, чем он. Я был дико зол: угораздило же выбрать в проводники этого старого алкаша! Надо же было этому чертову зубу разболеться именно сегодня! И за каким чертом, откровенно говоря, я лезу в эту Зону?

Поднявшись из оврага, мы через жиденький осинник вышли к грунтовке, по которой недавно проехал военный патруль. По ту сторону дороги метрах в двадцати тянулся высокий забор из ржавой колючей проволоки. Мы подошли к нему.

— Сымайте рюкзаки, бросайте их на ту сторону, — велел Перепел. Мы молча подчинились.

— Ты! — обратился он к Максу. — Вытаскивай из ушей свои затычки! Прогулка за… ик! закончилась. Дальше уже Зона. Там надо смотреть в оба глаза и слушать в оба уха. Выполнять всё, что я скажу. Если заметил хоть что-то странное, тут же говори мне. Обоих касается.

Мы специальными рогатинками приподняли нижний ряд колючки.

Вдруг послышался звук приближающегося автомобиля.

— … мать! — рявкнул Перепел. — Патруль возвращается! Быстро ныряем!

И мы один за одним поползли по-пластунски. Когда я и Перепел втянули на запретную сторону Макса, военный джип с опознавательными знаками бундесвера был уже совсем рядом. Из громкоговорителя раздался голос с сильным акцентом:

— Стойять! Некому нье двигаться! Мы будем стрельять!

— Ходу! Ходу! Ходу! — заорал Перепел, рванувший перпендикулярно забору, не разбирая дороги, через бурьян, через кустарник. Мы с Максом рванул за ним. За спиной раздалась басовитая очередь крупнокалиберного пулемёта. «Первая очередь должна быть предупредительная. В воздух палят фрицы», — мысленно успокаивал я себя. Мы мчались, глотая туман, по заросшей бурьяном поляне к густому березняку. Деревья были уже совсем рядом. И по тому, как с них посыпались листья и ветки, стало ясно, что вторая очередь, прогрохотавшая за спиной, дана уже не в воздух. Я упал и пополз вперёд. Так же поступил Перепел. Подотставший Макс поравнялся с нами, и я, схватив его за ногу, уронил в траву.

— Ползи, а то пристрелят.

Через несколько минут мы наконец-то добрались до спасительных деревьев. Немцы дали ещё пару очередей для порядка и затихли.

— Они за нами не погонятся? — спросил я Перепела.