Первые шаги

Вторая дума была разогнана, царь, вопреки собственному манифесту, издал новый закон о выборах в Третью думу. Столыпинский закон о выделении богатых крестьян на хутора и отруба и в Акмолинской области, как и по всей России, проводился в жизнь. Вокруг Петропавловска уже появились богатые хутора — Медведка, Михайловка… Крестьяне-бедняки продавали хуторянам свои разрозненные куски, что разрешалось по новому закону, и шли толпами в город в поисках заработка. Рабочих рук хватало. Столыпин покрывал всю страну виселицами — «столыпинскими галстуками», как их называли рабочие.

Но до всего этого ни златокудрой барыне, ни ее гостям дела не было. События служили модной темой для разговоров и болтовни в гостиных.

Богатое купечество, вырастающие в Степном крае крупные землевладельцы, верхушка так называемой интеллигенции вроде Коломейцева, чиновничество и высший командный состав казачьего войска — все испытывали чувство радостного успокоения оттого, что восстанавливается старое положение, твердая царская власть.

Даже те, которые раньше охотно играли роль свободолюбивых, теперь спешно меняли либеральные наряды на верноподданнические, безоговорочно одобряя проводимую политику.

Одна Савина, уверенная в силе миллионов мужа, из кокетства позволяла себе иногда вольнодумничать. Муж выслушивал ее с насмешливой улыбкой.

Он видел и атаку жены на Сергея Сонина и даже с интересом наблюдал за всеми перипетиями борьбы, уверенный в том, что Калечка, как всегда, только развлекается. Но он ошибался. Холодность Сергея, не поддававшегося ее чарам, злила Калерию, она прилагала все усилия, чтобы отнять у Даши мужа.

Калерия Владимировна сначала роскошными нарядами и кокетством соперничала с Дашей, одевавшейся, по совету мужа, просто, но с большим вкусом. Убедившись, что Сергей предпочитает скромное изящество жены, Калерия изменила тактику. Она стала одеваться и причесываться по-дашиному, умея находить способ какой-нибудь мелочью подчеркнуть свою особенную, яркую красоту, оттенить разницу между собой и женой Сергея.

Встречаясь с Дашей Савина в присутствии Сержа обязательно сажала молодую женщину рядом с собой. Или, ласково обняв ее за талию, прогуливалась с ней по гостиной, подчеркивая, что стройностью фигуры она не уступает Даше.

Наивная Даша принимала хитрость соперницы за выражение искренней дружбы, привязалась к ней и часто, разговаривая с мужем, восторгалась своей покровительницей.

Сергей насквозь понимал тактику бывшей любовницы, но не охлаждал восторгов жены. Пусть побольше научится от Савиной верховодить и умению быть всегда обаятельной. Придет время, когда они с тестем обгонят капиталами Савина, тогда не Калерия, а его Даша будет первой в петропавловском обществе.

Он постепенно проникался спесью своего тестя и не в шутку хотел в будущем схватиться с Савиным. Семен Данилович был доволен своим зятем и будущим наследником.

Разгуляеву с зятем уже два раза удалось перейти дорогу сопернику. Помогло то, что Дорофеев уже не был больше управляющим у Савина.

Дорофеев прошлой осенью женился на дочери Никонова, средней руки купчика, получив за своей Марьей сто тысяч приданого, да своих вдвое более того прикопил. С таким пустяковым капиталом он вздумал стать компаньоном своего хозяина.

— Да ты что, Никита? Белены объелся или как? — ответил ему взбешенный Савин.

Тот немедленно попросил расчет. Он-то и сговорил доверенного Самонова Акима Мурашева перейти к Разгуляеву. Куртаж за то взял немалый, но помог заключить форменный договор с акмолинским миллионером. Пришлось и Акиму Петровичу за то кое-что подкинуть, но не жаль: тысячные отары овец да гурты скота каждый раз сдает, а сколько красного товара забирает! Но главное — то дорого обиженному Разгуляеву, что Савин, узнав про измену Акима, прямо взбесился от злости.

Семен Данилович первый в семье понял цель «фокусов» Калерии Владимировны.

Запершись в кабинете один на один с зятем, он строго спросил:

— Чего это тебе Калерия глазки строит? Аль раньше что было?

Тот понял, что надо отвечать правду, коль не хочет доверие тестя потерять.

— Она ведь гулёна! И со мной, пока у них жил, было, и с Коломейцевым трепалась, а теперь опять на меня глаза пялит, — ответил он нарочито грубо, не опуская взгляда перед тестем.

— Та-ак! — протянул Семен Данилович и вдруг оглушающе захохотал. — Учил тебя, как ко мне в зятья попасть… а того, что сам давно рогатым быком разгуливает, того и не знает! — бросал он между взрывами хохота. — Ай да Сидор Карпыч!.. Нет, купчихи так не делают, — торжествующе произнес он, успокаиваясь, и вспомнил, как низко ставил перед Калерией Владимировной свою Секлетею. Его жена честная, да и неглупа, умнее многих повела себя, когда горе с Дашей произошло. Вон как все ладно вышло с Сергеем, а ее ума дело. Он нарубил бы тогда дров, кабы не жена. «А парень правдивый».

— А чего ты Даше не скажешь, зачем эта барыня трется возле нее? — спросил он вдруг подозрительно.

— Зачем Дашу беспокоить, папаша? Я так считаю: пусть Даша учится господским манерам да обхождению, пока сама не поймет эту птицу…