Первые шаги

…Когда Григорий вернулся и выслушал рассказ Степаныча про Федора и Кирилла, он сказал:

— Не только они, но и «наш товарищ» и тысяча других надеются, что мы здесь продолжаем их дело, за которое они терпят муки. В России рабочие поднимаются, мы не должны от них отставать. Надо провести собрание. Довольно друг от друга прятаться. Скоро придет письмо от Алеши. Листовки теперь будут печатать, ребята надежно все устроили…

По адресу, полученному от Шохина, Григорий послал письмо с сообщением о провокаторе. Ему очень хотелось получить ответ, но Степаныч говорил, что скоро приедет Осоков, с которым он должен уехать в Акмолинск.

На собрание пришло десять товарищей, самые надежные и выдержанные. Большинство из них не знали, что Потапов в Петропавловске. Они приветствовали его радостными восклицаниями.

— Я ненадолго, друзья! Скоро придется скрыться, чтобы всевидящие очи господина Плюхина не приметили, — говорил Григорий, здороваясь со старыми приятелями. — Надо быстрей революцию готовить, тогда не придется прятаться…

— Готовим помаленьку, — подмигивая, бросил слесарь Жуков — учитель Саши. — Все за то взялись: и старые, и малые…

— Можно и прибавить прыти, Иван Данилович! В России рабочие бастовать начинают, — отозвался Григорий. Он рассказал о том, что уже сообщил комитетчикам.

Все оживленно заговорили.

— Слышь, Гриша! А «наш товарищ» скоро к нам вернется? — спросил Савелий Коньков, учитель Стеньки Мухина.

— Революционеры работают, Савелий Миныч, там, куда их партия направит. Может, и не приедет он сюда, другие будут. Поди, не забыл, чему учил?

— Еще бы забыть! — послышалось со всех сторон. — Он ведь без тебя, Гриша, часто был у нас, Касаткиным Валерьяном прозывался.

— Да и из ссылки письмо присылал, — выделился голос Володи Белова.

— Сами давайте думать, как лучше среди своих рабочих правду распространять, — сказал Степаныч.

— Нельзя забывать и городских товарищей! — добавил Григорий. — Про осторожность, конечно, надо всегда помнить. Прежде чем заговорить откровенно, человека изучить следует, и на первое время пусть он знает только одного. Берегитесь провокаторов и шпиков, но из-за конспирации своих людей не отталкивайте…

Григорий еще долго рассказывал товарищам, как надо теперь вести работу. В полночь разошлись бодрые, оживленные.

Виктор Осоков приехал с возчиками через неделю после собрания подпольщиков. Сдав груз, он зашел к Степанычу с письмом Федулова.

— Витя! С вами поедет к Антонычу наш человек. С тобой народ надежный?

— Все свои, Егор Степанович! Товарищ поедет возчиком на свободной подводе, будто с нами приехал из Акмолинска, — ответил Осоков.

— Пусть готовится. Я через день зайду за ним.

За три года Виктор возмужал, изменился и внутренне и теперь мало походил на того разудалого гармониста, каким был в пятом году.

— В Акмолинске сразу отведешь его к Антонычу, лучше вечерком, — предупредил Степаныч.

Через день обоз, нагруженный товарами для купцов, тронулся из Петропавловска по накатанной снежной дороге. Потапов, одетый одинаково с товарищами, правил крепкой каурой лошадкой Романова. Он вез с собой записки Федора и Кирилла. Из семьи его никто не провожал, простились дома.

— Папа, ты будешь к нам приезжать? — спрашивал младший сынишка, едва сдерживая слезы.

— Обязательно, сынок! — целуя его, обещался Григорий. — Ты же у меня рабочий, а рабочие не плачут…

— Я не плачу, это, наверное, ячмень, — смущаясь, оправдывался Мишутка.

Старший сын держался бодро, стараясь казаться взрослым. Катя, глядя на мужа и сыновей, ласково улыбалась. Сейчас ей было легче расставаться с мужем, чем в пятом году: знала, что он будет на свободе, чаще можно получать весточки, и главное — Гриша вместе с ними будет делать общее дело…

Глава тридцать пятая

1

Получив записки мужа в мастерской Антоныча, Аксюта, не помня себя от радости, прибежала домой.

— Мамынька! Живы и тятя и Кирюша! — задыхаясь шептала она, целуя бессчетно раз худенькое лицо свекрови. — Письмо прислали. Только никому не сказывай, секрет это.

Евдоха уронила из рук веретенце и гребень. Слезы ручьем полились по морщинистым щекам.

— Покажь мне, Оксенька, — тоже шепотом просила она.

Аксюта протянула свекрови пачку листков. Ей хотелось скорей читать, но не могла она не выполнить просьбу матери мужа.

Евдоха перебирала дрожащими пальцами неровные листки, подносила к глазам и отдаляла, что-то шепча про себя, потом прижала их к губам, будто это были сыновьи руки. Взглянув просветленными глазами на сноху, она протянула ей листки.

— Читай, дочка, потом мне расскажешь, где ж они…

— Мама, я уже знаю, — перебила ее Аксюта. — Тятенька с Кирюшей в ссылку пошли, лучше им теперь стало. Через семь лет вернутся домой. Кирюша товарищам написал. Мы будем от них весточки получать, — быстро говорила она, забирая письма.

Евдоха перекрестилась.

— Коль бог даст, дождемся. Ступай в горницу, читай, Аксютушка, а я помолюсь за них.

Взглянув на спящих детей, Аксюта скрылась в горнице. Зажгла лампу, завесила окна и, присев у стола, начала читать.