Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Гоголь здесь прибегает к литературной условности, обычной для его времени: он просит читателей о снисходительности и т. д. и т. п. Однако его предисловие оборачивается не обычной данью условностям. Беспокойство Гоголя должно бы передаться и нам, поскольку он не просто просит читателей о восприимчивом, доброжелательном или даже восторженном отношении. Он просит читателей поучаствовать вместе с ним в сочинительстве, помочь восполнить упущенные детали – а точнее, рассказать ему о событиях из своей жизни, чтобы сделать роман более достоверным. И он учтет их замечания во время переработки своего произведения для последующего переиздания:

А потому не лиши меня твоих замечаний: не может быть, чтобы ты не нашелся чего-нибудь сказать на какое-нибудь место во всей книге, если только внимательно прочтешь ее. Как бы, например, хорошо было, если бы хотя один из тех, которые богаты опытом и познанием жизни и знают круг тех людей, которые мною описаны, сделал свои заметки сплошь на всю книгу, не пропуская ни одного листа ее, и принялся бы читать ее не иначе, как взявши в руки перо и положивши перед собою лист почтовой бумаги, и после прочтенья нескольких страниц припомнил бы себе всю жизнь свою и всех людей, с которыми встречался, и все происшествия, случившиеся перед его глазами, и всё, что видел сам или что слышал от других, подобного тому, что изображено в моей книге, или же противоположного тому, всё бы это описал в таком точно виде, в каком оно предстало его памяти, и посылал бы ко мне всякой лист по мере того, как он испишется, покуда таким образом не прочтется им вся книга [Гоголь 1951: 588].

Сама длина второго предложения из предисловия Гоголя наглядно свидетельствует о глубине его беспокойства по поводу приема, который читатели окажут его творению. Однако еще более, чем восприятие читателями, его беспокоит статус предисловия как морального наставления, обращенного миру. Гоголь желает, чтобы его читатель, который, очевидно, превосходит его знаниями и опытом, создал следующую итерацию текста вместе с ним, а возможно, даже вместо него. Гоголь хочет, чтобы каждое последующее издание «Мертвых душ» было лучше предыдущего: «…всё это (замечания читателей к моему тексту. – Л. Б.) желал бы я принять в соображение к тому времени, когда воспоследует издание новое этой книги, в другом и лучшем виде» [Гоголь 1951: 589] (курсив мой. – Л. Б.). Таким образом, он просит своих читателей своими замечаниями наставить его на путь истинный, чтобы улучшить произведение, которое и без этого уже стало классическим. Во вступлении Гоголя к «Мертвым душам» трагически смыкаются желание и неуверенность в себе.

Чтобы воплотить свои желания (а не желания какого-нибудь выступающего от лица автора персонажа, который подмигивает нам из-за кулис), Гоголь объясняет своим читателям, которые пожелают ему помочь, как пересылать ему свои предложения:

…сделавши сначала пакет на мое имя, завернуть его потом в другой пакет, или на имя ректора С.-Петербургского университета, его превосходительства Петра Александровича Плетнева, адресуя прямо в С.-Петербургский университет, или на имя профессора Московского университета, его высокородия Степана Петровича Шевырева, адресуя в Московский университет, смотря по тому, к кому какой город ближе [Гоголь 1951: 590].

В то время, когда Гоголь писал это предисловие, он преподавал в Санкт-Петербургском университете. Таков был его истинный адрес. Таково было его собственное желание.