Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Отчасти проблема этого текста, кроме его чрезмерной фарсовости, заключается в том, что его автор недооценил свою аудиторию. Джозеф Франк, помимо прочего, замечает, что написание повести из провинциальной жизни в водевильном духе в то время, когда в России назревали перемены, чреватые грандиозными последствиями для народа, едва ли можно считать своевременным[41]. Однако я полагаю, что Достоевский избегал современных проблем не только от недостатка исторического чутья. Достоевский просто плохо представлял себе свою аудиторию.

Замысел «Села Степанчикова» сложился у Достоевского на каторге, и он продолжал обдумывать его в течение всего времени своей военной службы и хлопот о возвращении в Петербург. Он работал над этой повестью в 1856–1858 годах. Только в последний период ссылки он мог получить представление о новых лицах на литературной сцене, их произведениях, актуальных вопросах современности и повороте к постромантическим течениям в западной философии – позитивизму, материализму и утилитаризму, – а также научной революции, в частности теории эволюции Дарвина, которую тогда, как и теперь, зачастую неверно применяли к общественным, экономическим и политическим явлениям. То, как все это повлияло на искусство, Достоевскому еще предстояло понять.

Он судил о читательской аудитории либо по воспоминаниям 1840-х годов, либо по более свежим впечатлениям, вынесенным с каторги. В «Записках из Мертвого дома» целая глава посвящена театральному представлению, поставленному и разыгранному каторжниками. В этой главе под названием «Представление» рассказчик Горянчиков повествует, какая близкая взаимосвязь существовала там между текстом и аудиторией. Сначала он описывает напряженное ожидание аудитории:

…актеры взяли все на себя, так что все мы, остальные, и не знали: в каком положении дело? что именно делается? даже хорошенько не знали, что будет представляться [Достоевский 1972в: 116].

Таким образом, увиденное на сцене стало для аудитории полным сюрпризом. Благодаря этому каторжники оказались идеальной аудиторией, которую представление радовало само в своей повести Достоевский, по-видимому, настаивал на сохранении старых норм взаимоотношений между хозяевами и слугами, что в то время едва ли было популярной позицией. по себе. Когда дело доходит до спектакля, они реагируют на каждую сцену, жест, поворот сюжета, танец, пантомиму, скетч и фарсовую шутку в полном соответствии с намерениями актеров. Аудитория жадно поглощает все это, сдабривая восторженным хохотом. Горянчиков замечает: «Одним словом, пьеса кончилась к самому полному и всеобщему удовольствию. Критики не было, да и быть не могло» [Достоевский 1972в: 125]. Затем исполняется следующий номер – отрывок из альковной комедии. И снова реакция зрителей полностью соответствует ожиданиям актеров: «Восторг зрителей беспредельный!., все хохочут, все в восторге…» [Достоевский 1972в: 127].

Последний акт состоит из нескольких пантомим, исполненных под зажигательную народную музыку: «Это камаринская во всем своем размахе, и, право, было бы хорошо, если б Глинка хоть случайно услыхал ее у нас в остроге» [Достоевский 1972в: 128].

Даже рассказчик, образованный человек, получает от фарсов некоторое удовольствие. Эта аудитория настолько чужда скептицизма, что она более чем готова смотреть сквозь пальцы на вопиющие недостатки:

Замечу, что наши декорации очень бедны. И в этой, и в предыдущей пьесе, и в других вы более дополняете собственным воображением, чем видите глазами. Дело в том, что…зрители невзыскательны и соглашаются дополнять воображением действительность, тем более что арестанты к тому очень способны [Достоевский 1972в: 128].

«Село Степанчиково» – это, по сути, длинный ряд фарсов вроде тех, что смотрели в своем театре каторжники. Возможно, первоначально Достоевский предполагал написать на этот сюжет не повесть, а пьесу. Реакция петербургской печати на его произведение, аналогичная реакции каторжников на любительское театральное представление, его бы необыкновенно обрадовала. Однако на самом деле и публика и – что самое обидное – критики встретили «Село Степанчиково» молчанием. Достоевский совершенно неправильно оценил свою аудиторию. Предположив, что читатели отреагируют на фиглярство «Степанчикова» с той же радостной «детской» непосредственностью, что и его соседи по нарам, Достоевский лишь показал, насколько он отстал от литературной жизни[42].