Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Провал «Села Степанчикова» не обескуражил Достоевского. Он решительно двигался вперед. И сделав новый шаг, он расстался со стандартным предисловием, написанным от первого лица автора основного текста. Он никогда больше не вернется к этому виду предисловий (или к заголовку «Вступление»). Уязвленный неуспехом своей повести, он попытался воспользоваться интересом общества к своему возвращению из ссылки и неустанно трудился над «Записками из Мертвого дома» – третьим изданным после ссылки романом, замысел которого у него созрел еще в 1854 году [Достоевский 1972в: 275]. В нем он обратился к освященной традицией форме предисловия, которую мы встречаем в пушкинских «Повестях Белкина» и «Герое нашего времени» Лермонтова, – форме аллографического предисловия, которую ранее, еще в эпоху романтизма, прославил, среди прочих, Вальтер Скотт. Напомним: аллографическое предисловие – это предисловие, написанное от лица вымышленного автором персонажа.

II. «Записки из Мертвого дома»

В первом выпуске журнального издания полуавтобиографического романа «Записки из Мертвого дома» Достоевский нашел совершенно новую форму вступления. Он исправляет ошибки, допущенные в «Степанчикове», в частности недостаток солидности и неверную оценку аудитории. Если во вступлении к «Селу Степанчикову» Достоевский не достиг ничего особенного, в «Записках из Мертвого дома» он установил высокую планку, которую не всякому его будущему вступлению было дано преодолеть. Как всегда у Достоевского, в основе этого замечательного достижения лежит голос Другого. Как и рассказчик в «Степанчикове», он говорит от первого лица. Однако, в отличие от Сергея Александровича в «Селе Степанчикове», рассказчик вступления в дальнейшем не контролирует нить повествования остального романа и не создает его дискурс, авторство которого принадлежит протагонисту Горянчикову, чьи воспоминания о заключении на каторге представляют собой основную часть книги. Рассказчик вступления претендует лишь на роль редактора попавшего ему в руки текста.

Подобно редактору А. П., который якобы написал предисловие к «Повестям Белкина», и лермонтовскому рассказчику-путешественнику в «Герое нашего времени», в этом вступлении рассказчик Достоевского повествует о том, как, будучи в Сибири (по всей видимости, на государственной службе), он приобрел некую рукопись. Такое вступление выглядит как дань соблюдению навязанных обветшавшими условностями правил, и так оно и есть. Но только на первый взгляд.

Обстоятельства удалили меня из нашего городка месяца на три. Возвратясь домой уже зимою, я узнал, что Александр Петрович (Горянчиков. – Л. Б.) умер осенью, умер в уединении и даже ни разу не позвал к себе лекаря. В городке о нем уже почти позабыли. Квартира его стояла пустая. Я немедленно познакомился с хозяйкой покойника, намереваясь выведать у нее: чем особенно занимался ее жилец и не писал ли он чего-нибудь? За двугривенный она принесла мне целое лукошко бумаг, оставшихся после покойника [Достоевский 1972в: 8].

Большую часть вступления занимает данное безымянным редактором описание Горянчикова, условий, в которых он жил, его уединенного образа жизни и упорного нежелания участвовать в светской жизни Сибири, его забот, странностей психики и благородной души. Как говорилось выше, во вступлениях зачастую содержится указание на жанр произведения, с которым далее ознакомятся читатели. Они являются способом внушить читателю соответствующие тексту ожидания. Если в «Степанчикове» постулирование жанра произведения может быть принято только с оговоркой, в «Записках из Мертвого дома» наглядная демонстрация жанра была ясно выраженным намерением Достоевского. Это форма, которую он часто использовал, а именно записки[43].

Данное Достоевским определение жанра опровергается редактором едва ли не на каждом шагу. Его предположения относительно жанра этого произведения разнообразны: