Первый чекист

Ночная бабочка влетела в открытое окно и закружилась вокруг лампы, то стукаясь о матовый колпак, то отлетая в сторону и снова возвращаясь к лампе. Борисов снял очки и, прищурившись, стал наблюдать за бабочкой. Почему-то вспомнилась дача под Петербургом; собственно, это была даже не дача, а скорее именье, хотя Борисов мало им интересовался. Но почему сейчас вспомнилась дача? Ах да, наверное, потому, что там тоже часто по вечерам влетали в окна ночные бабочки и так же настойчиво кружились вокруг лампы.

Борисов посмотрел на часы. Дзержинский должен был прийти минут пятнадцать назад. Впрочем, при всей аккуратности Феликса Эдмундовича ему было иногда очень трудно приходить вовремя: народный комиссар путей сообщения был по-прежнему еще и председателем ОГПУ, в которое преобразовалась ВЧК, и председателем детской комиссии при ВЦИК, и членом Оргбюро ЦК ВКП(б), и еще немало должностей было у Дзержинского — Борисов даже не помнил всех, но не переставал удивляться тому, что должности эти Феликс Эдмундович выполняет не формально, не числится лишь, а для каждого дела находит время и, главное, всему отдает часть своей души. И вполне естественно, что его может задержать какое-нибудь очень срочное и важное дело.

Дзержинский действительно задержался по очень важному делу — Борисов был прав. Но не знал он, что в эти минуты Дзержинский находился совсем рядом, на другом этаже, и дело, из-за которого он задержался, касалось Борисова.

По дороге к себе в кабинет Дзержинский встретил одного ответственного работника наркомата, шедшего в сопровождении нескольких молодых служащих. Заговорив о чем-то с Феликсом Эдмундовичем, ответственный работник сказал, что Борисов уже ждет Дзержинского в кабинете и, между прочим, полушутя-полусерьезно удивился, что нарком так доверяет этому человеку.

— Все-таки он совершенно чужой нам, — сказал ответственный работник задумчиво, — бывший заместитель царского министра…

— Бывший генерал, — поддержал кто-то из молодых сотрудников.

— И ведет себя в отношении нас как-то странно… — добавил другой.

— Да, у него имеются недостатки, — кивнул Дзержинский, что-то обдумывая. Он подошел к полуоткрытой двери какого-то кабинета, заглянул в него и, убедившись, что кабинет пуст, повернулся к товарищам: — Прошу вас, если вы не очень торопитесь, зайдемте на несколько минут.

Удивленные сотрудники вошли в кабинет. Дзержинский попросил их присесть и сразу, без всякого вступления заговорил:

— Вот вы говорите: Борисов — царский сановник, бывший генерал. Да, это так. Но почему никто из вас не сказал: Борисов — крупный ученый, большой специалист, инженер, знаток своего дела?

— Но ведь он в первую очередь — бывший генерал и заместитель министра царского правительства, — подал кто-то неуверенно реплику.

— А вот Владимир Ильич рассудил иначе, — ответил спокойно Дзержинский.

— Именно относительно Борисова?

— Именно относительно Борисова, — кивнул Дзержинский. — И не только относительно его. Революция поставила людей на разные стороны баррикад. Непримиримые враги — буржуазия и пролетариат — сошлись в смертельной схватке. Но надо ли скрывать, что иногда и по ту и по эту сторону баррикад оказывались случайные люди. Не все те, кто оказался по нашу сторону, остались с нами. Не все те, кто был по ту сторону, остались нашими врагами, даже если поначалу они и были таковыми. Вам что-нибудь говорит фамилия Пальчинского?

— Последний военный губернатор Петрограда?

— Да, он самый. Он до последнего вздоха пытался защищать Временное правительство. Он грозил уничтожить всех большевиков, развешать их на уличных столбах для устрашения. Его арестовали в октябре 1917 года. Его хотели судить. И правильно — судить как генерал-губернатора. Но Пальчинский еще был и крупным инженером. Это знал Владимир Ильич. Он запретил судить Пальчинского, предложил привлечь его к работе в качестве крупного специалиста горного дела. И этот, казалось бы, матерый враг стал честно служить Советской власти.

Сотрудники наркомата удивленно смотрели на Дзержинского: грозный хозяин ВЧК, теперь ОГПУ, говорит о том, что даже врагов надо привлекать на службу? Просто не верится. Ведь когда Дзержинского назначили наркомом, многие транспортники недоумевали: что, мол, он понимает в транспорте? Другие ехидно говорили: «Он все может — пересажает половину спецов, а другие под страхом смерти будут работать». Но никого не арестовывали. А вот теперь сам председатель ОГПУ говорит о необходимости привлекать к работе старых специалистов, даже если они не желают признавать Советскую власть!

— Я прошу понять меня правильно, — продолжал Дзержинский. — Мы не можем доверять всем — среди старых специалистов было немало настоящих врагов. Они есть и сейчас, есть в советском аппарате и только ждут случая, чтоб куснуть, чтоб навредить. У нас достаточно данных на этот счет. И в то же время мы не можем не доверять всем огульно.