В Марселе – неделя карантина в большом лазарете (1500 человек). Потом их погрузили на старый колесный пароход: «Лабрадор». Отплытие во время мистраля. Пять дней и пять ночей качки, у всех морская болезнь.
Бон – все население встречает переселенцев на пристани.
Багаж был свален в трюмы, чьи-то вещи пропали.
Из Бона в Мондови (на армейских повозках, мужчины – пешком, чтобы женщинам и детям было свободнее)
Весна сорок девятого: раннее начало жары. В бараках нечем дышать. Малярия, потом холера. Восемь-десять смертей в день. Умирает дочь плотника – Опостина, потом жена. И брат жены (их хоронят в залежах туфа).
Предписание врачей:
И они пляшут по ночам, между похоронами, под скрипку.
Землю начали раздавать только в 1851 г. Отец умирает. Розина и Эжен остаются одни.
Чтобы пойти постирать белье в Сейбузе, требовалась военная охрана.
Солдаты сооружают укрепления + рвы. Дома Они строят сами и сажают сады.
Вокруг деревни бродят львы (нумидийский лев с черной гривой). Шакалы. Кабаны. Гиена. Пантера.
Нападения на деревню. Кражи скота. Между Боном и Мондови увязла телега. Люди пошли за подмогой, оставив молодую беременную женщину. Вернувшись, нашли ее со вспоротым животом и отрезанными грудями.
Первая церковь, голые стены из необожженного кирпича, стульев нет, несколько скамей.
Первая школа: шалаш из бруса и сухих веток. Три сестры.
Земля: разрозненные участки, люди пашут с ружьем за спиной. Вечером возвращаются в деревню.
Июнь 51: восстание. Сотни всадников в бурнусах окружают деревню. Жители выставляют из-за укреплений печные трубы, изображая пушки.
Парижане в поле: многие пашут в шапокляках, их жены – в шелковых платьях.
Запрещается курить сигареты. Разрешена только трубка с крышкой. (Из-за пожаров.)
Дома построены в
В департаменте Константины две трети переселенцев умерли, так и не взяв в руки ни кирки, ни плуга.
Старое кладбище переселенцев, великое забвение[191]
.Мама. Правда состоит в том, что, несмотря на всю свою любовь, я не мог жить по законам этого слепого терпения, без слов, без планов. Я не мог жить ее невежественной жизнью. И я колесил по свету, строил, создавал, дотла сжигал души. Дни мои были заполнены до предела – но ничто так не переполняло мне сердце, как…
Он понимал, что снова уедет, опять начнет обманывать себя, забудет то, что узнал. А узнал он, что истина его жизни здесь, в этой комнате… Он, конечно, убежит от этой истины. Кто может жить со своей истиной? Но достаточно знать, что она здесь, достаточно наконец понять ее, чтобы она незаметно питала сокровенный незримый [жар] перед лицом смерти.
Мамина вера к концу жизни. Несчастная женщина, бедная, невежественная [][192]
– показывать ей спутник? Да пребудет с ней крестная сила!В 72-м, когда приезжают родители отца, они оказываются наследниками
– Коммуны,
– арабского восстания 71 года (первым убитым в Митидже был школьный учитель).
Эльзасцы заняли земли
Масштабы эпохи
Невежество матери – лейтмотив ко всем [][193]
истории и мира.Бир-Хакейм: «это далеко» или «там».
Ее религия – чисто зрительная. Она знает то, что видела, не умея объяснить, Иисус – это страдание, он падает, и т. д.
Участница борьбы.
Написать свой [][194]
, чтобы вернуться к правде.1) Рождение во время переезда. Через полгода после войны[195]
. Ребенок. Город Алжир, отец в форме зуава и в канотье идет в атаку.2) 40 лет спустя. Сын стоит перед отцом на кладбище в Сен-Бриё. Он едет в Алжир.
3) Приезд в Алжир как раз к «событиям». Поиски.
Поездка в Мондови. Он находит детство, но не отца.
Узнаёт, что он первый человек[196]
.Отрочество: Удар кулаком
Спорт и мораль
Зрелость: (Политическая борьба (Алжир), Сопротивление)
Любовь.
Царство: старый товарищ по спорту, старый друг, Пьер, старый учитель и история двух попыток политической борьбы.
Мать[197]
В последней части Жак объясняет матери арабский вопрос, креольскую цивилизацию, судьбу Запада. «Да, – говорит она, – да». Потом полная исповедь и конец.
В этом человеке была некая тайна, тайна, в которую он хотел проникнуть.
Но выясняется, что это просто тайна нищеты, порождающей людей без имени и без прошлого.