Первый день весны

В траве вокруг горки росли маргаритки, такие же, как у той церкви, про которую мама сказала, что это не наша церковь. Она опустилась на колени и стала рвать их, и я тоже. Мама хорошо умеет сплетать из них длинные цепочки, а я вот не могу — стебель распадается, и ничего не выходит. Поэтому она поручила мне собирать, а я поручила ей плести. Мы оказались хорошей командой. Мама сделала мне ожерелье, корону и два браслета. Я хотела, чтобы она и себе сделала что-нибудь, хотя бы корону или ожерелье, но мама сказала, что не хочет ничего. Мой зуб так и вел себя как-то странно. Он ведет себя странно уже лет сто, ну или недели две. Я перестала говорить об этом маме, потому что когда говорила, она отвечала: «Угу». Я раскачивала его взад-вперед кончиком языка, и он вдруг оказался не в десне, а просто во рту. Я выплюнула его на ладонь.

— Что это? — спросила мама.

— Зуб, — ответила я.

— Что случилось?

— Просто выпал.

Она взяла меня за подбородок и посмотрела на дырку, где раньше был зуб — снизу спереди. Я не видела эту дырку, но могла ее почувствовать — холодную и свистящую. Мама достала из кармана бумажный платочек и промокнула мой рот изнутри, и когда убрала платочек, на нем было маленькое пятнышко крови.

— Больно? — спросила она.

— Нет, — сказала я, потому что мне правда не было больно. — Просто выпал. Смотри.

Я положила зуб ей на ладонь. Белый и формой как маленький рыбий плавник.

— Почему он выпал? — спросила я.

— Наверное, просто пришло время, — ответила мама. — Пришло его время.

— Они все выпадут?

— Да, в конце концов — все.

— Значит, у меня не будет зубов?

— Вырастут новые, побольше.

— А когда?

— Скоро. Дай посмотрю… — Она снова взяла меня за подбородок и посмотрела на дырку от зуба. — Новый уже растет. Вижу его. Маленький белый кусочек в десне.

— А мне можно посмотреть?

— В следующий раз, когда будешь умываться, посмотри в зеркало.

— А можно тут сходить посмотреть?

— Не сейчас.

Я очень хотела видеть этот белый кусочек, но не хотела расстраивать маму. Она очень внимательно смотрела на мой зуб, вертела его и прижимала пальцем его кончик.

— Можно заберу? — спросила я.

— Да, конечно, извини. — Мама вложила зуб обратно мне в ладонь, согнула мои пальцы вокруг него и обхватила рукой мой кулак. — Хороший зуб, — сказала она. — Ты молодец.

Снаружи было холодно, и мама увидела «гусиную кожу» у меня на руках, поэтому отдала мне свою кофту. Рукава свисали ниже пальцев, но мы их закатали. Я думала, что Эди заставит нас зайти внутрь, но она сидела, запрокинув голову к небу и закрыв глаза, поэтому вряд ли могла заставить нас что-то сделать, потому что на самом деле спала.

— Когда мы пойдем домой? — спросила я у мамы.

— Не знаю точно.

— А что будет на ужин?

— Не знаю.

Ее голос звучал немного плаксиво, поэтому я не стала больше задавать вопросов. Сжимала кулак, пока кончик зуба не стал впиваться мне в ладонь.

— Молли… — сказала мама.

— Да? — сказала я.

— Знаешь, когда ты ложишься спать…

— А?

— Знаешь, я продолжаю думать о тебе. Когда ты спишь, а я не сплю. Если б у тебя был папа, я разговаривала бы с ним о тебе. У тебя есть только я, а у меня — только ты, но я все равно думаю о тебе. О том, как сделать так, чтобы у тебя все было хорошо.

— Понятно, — ответила я и подумала, что странно так говорить.

— И это не изменится, — продолжила мама.

— Что не изменится?

— То, что я думаю о тебе.

— Не изменится когда?

— Просто не изменится. Никогда. Что бы ни случилось.

— А что-нибудь должно случиться?

— Что бы ни случилось. Ты — моя Молли. И всегда будешь.

Мне нравится, что мама говорит такие вещи, но обычно она ничего такого не говорила, поэтому я не знала, что сказать ей в ответ. Она смотрела так, будто очень хотела, чтобы я ответила, поэтому в конце концов я сказала:

— Ты — моя мама.

Она притянула меня к себе так, что я оказалась у нее между колен, спиной к ней, как тогда, когда мы катались со спиральной горки, а потом обняла меня обеими руками за туловище. Я вытянула руки вверх и назад и обхватила ее за шею, и это было больно, потому что руки так не изгибаются, но мне было плевать. Она прижала подбородок к моему плечу. От нее пахло дождем и стиральным порошком. Мы долго оставались так. Руки скоро пришлось опустить, потому что они сильно болели, но вместо этого я положила их поверх маминых рук, и получилось так, как будто мы обе обнимаем меня. Она так и прижималась подбородком к моему плечу и очень тихо что-то шептала. Я не могла расслышать как следует, потому что ее голова была прижата к моему уху, а значит, приходилось догадываться, о чем она. Я решила, что она в основном говорит: «Я люблю тебя, Молли».

Когда я в следующий раз посмотрела на здание, то увидела в окне над скамейкой лицо.

— Мам, — сказала я. — Там Саша.

Мама тоже посмотрела вверх. Ее тело у меня за спиной стало жестким. Саша вышла из здания и коснулась плеча Эди, чтобы разбудить. Эди ушла внутрь, а Саша пошла к нам, натянув рукава своего джемпера почти до пальцев и сложив руки на груди.

— Холодновато тут, да? — сказала она.

— Я дала ей свой джемпер, — сказала мама.

Я зевнула. Саша села на корточки и похлопала меня по ноге.