Первый дневник сновидений

— Сидеть и ждать принца на белом коне — непростительная ошибка. Нужно использовать полезные знакомства, — продолжила Персефона. — Ни в коем случае не стоит предъявлять слишком большие требования к кавалеру. Например, в прошлом году я была на балу с Беном Райаном…

— Так он вроде гей.

— Точно. Но если ты учишься в средней школе, но хочешь во что бы то ни стало попасть на Осенний бал, то гей или не гей — это совершенно всё равно. Мой кавалер в этом году тоже не идеален. Габриэль грызёт ногти и руки у него огромные, как крышки унитаза. Но, как бы там ни было, уж лучше он, чем вообще никакого кавалера. К этому вопросу следует подходить с практической точки зрения, а не с романтической. Поняли? Но это вовсе не значит, что не стоит стремиться к большему, мечтать никто не запрещал.

Шерочка с Машерочкой согласно закивали.

— Но не у каждой найдётся старшая сестра в организационном комитете, — вздохнула Шерочка.

— Нас вообще никто не спрашивает, — Машерочка грустно поболтала ложкой в своём тирамису.

— Ну да, думаю, что не спрашивает, — подтвердила Персефона. — Но я вам обо всём расскажу. И покажу фотографии. В этом году, кстати, пары будут фотографировать на фоне настоящей кулисы викторианской эпохи, а потом карточки распечатают в коричневых тонах, ну знаете, сепия, стилизация под старый снимок. Кажется, что модели на таких фотографиях сошли со страниц романов Оскара Уайльда, например, как «Джейн Эйр».

— О, это невероятно романтично, — задохнулась от восторга Шерочка. — Я, конечно, имею в виду, с практической точки зрения.

— Оскар Уайльд не писал «Джейн Эйр». Но вот «Кентервильское привидение» тоже очень романтично, — пробормотала я.

Персефона хотела что-то ответить, она уже набрала в лёгкие воздуха и указала ложкой на меня, но тут неожиданно застыла в этом положении и широко распахнула глаза — верный знак того, что Джаспер где-то рядом. Как бы мне хотелось пошутить над её слабостью, но сама-то я ничуть не лучше. Ведь рядом с Джаспером, как правило, был Генри, а лишь одна мысль о нём заставляла моё сердце биться чаще.

Я обернулась. Точно. Джаспер, Артур, Генри и Грейсон как раз зашли в столовую и, как всегда, все смотрели только на них. Ужасное, должно быть, чувство, когда на тебя так пялятся. Но зачем они расхаживают повсюду вместе, да ещё и нога в ногу? Или вот, например, сейчас — зачем они остановились в самом солнечном месте и оглядываются по сторонам, а их волосы блестят всеми оттенками блонда? Чтобы до каждой на свете девчонки дошло наконец, как отлично они выглядят?

По мне их взгляды скользнули так же бегло, как и по всем остальным, сложно было с уверенностью сказать, заметили ли они меня вообще в этом море школьных пиджаков и голов. Как будто нас ничего не связывало. Как будто беседы в кинотеатре вовсе не было. Как будто мне это лишь приснилось.

Целое воскресенье все мы — я, мама, Мия, Лотти и Эрнест — провели, осматривая достопримечательности города, как самые обыкновенные лондонские туристы. Биг Бен, Тауэр, собор Святого Павла, Гайд-Парк, Букингемский дворец, мост Миллениум и дурацкое чёртово колесо — Эрнест таскал нас повсюду и сфотографировал всех пару миллионов раз. Грейсон и Флоранс к нам не присоединились, они ведь всю жизнь провели в этом городе. Но Флоранс пошла с нами вечером на «Гамлета» в театр «Глобус», который должен был поставить точку в нашем туристическом походе. При этом она умудрилась испортить мне всё удовольствие от спектакля. Флоранс села рядом и в особо напряжённых сценах принималась шёпотом декламировать текст вместе с актёром. Как оказалось, в прошлом школьном спектакле она играла Офелию. Ну да, самая красивая Офелия на свете. Но теперь, когда я узнала, что её мама умерла от болезни Хантингтона, у меня больше не получалось ненавидеть Флоранс. Как это, должно быть, ужасно — жить и не знать, унаследовали они с Грейсоном эту генную мутацию или нет. Когда Гамлет сказал: «Существует гораздо больше вещей между небом и Землёй, чем позволяет себе мечтать школьная мудрость», я закивала. Действительно, так и есть.

Как бы там ни было, день получился замечательный, хотя я бы лучше посетила Хайгейтское кладбище или прошлась по Ноттинг Хиллу. Но тут уж я ещё наверстаю — без Эрнеста. Эти часы пролетели очень быстро, и у меня просто не было времени на то, чтобы думать о демонах, желаниях, снах и поцелуях, не говоря уже о составлении каких-то там картинок и схем. После Гамлета я просто зверски устала. («Дальнейшее — молчанье».[10]) Я плюхнулась в кровать и отлично поспала, не без сновидений, но глубоко и крепко, в полной уверенности, что никакой нежданный гость не сможет проникнуть через зелёную дверь. Даже Генри, волосы которого тогда светились на солнце, словно текучий лесной мёд.

О нет, неужели это мои собственные мысли? Текучий лесной мёд — что я себе позволяю? Я пристыженно прикусила нижнюю губу и снова порадовалась, что никто не может пробраться в мою голову.