Первый генералиссимус России

Среди полков Гордона в такт конской рыси покачивался в седле и воевода Шеин, истребовавший себе из Курска две сотни казаков да по столько же стрельцов и жилецкого служивого люда. Все знакомцы бывшего курского воеводы тут. И Никита Силыч Анненков, и сотник конных стрельцов Фрол Акимов, и Егор Боев, бывший во время курского воеводства Шеина всего лишь казачьим полусотником. Правда, тогда он внимания воеводы на себе не задерживал, другие опережали. Ныне, со смертью Федора Щеглова, Егор Петрович стал головой курских казаков.

Боев, как и покойный Щеглов, несмотря на свой возраст, — ему давно за сорок годков перескочило, — шустр, на слова и на действия скор. Везде поспеть спешит. Про таких говорят: «И швец, и жнец, и на дуде игрец», а еще, что «толкачом в ступе не изловишь». Он русоволос и чубаст, голубоглаз и бородат. Ростом не вышел, зато телом кряжист да жилист. В сечах за спины казачков не прячется, все впереди быть стремится. Словом, молодец что надо! Что отличает его от бывшего казачьего головы, так это присказка «ерш тя в пузо», которую он к делу и без дела всюду вставляет. И не только вставляет, но часто в ней меняет «ерша» на «ежа», а «пузо» — на «глотку» и прочие части человеческого тела. Бывает, что «добирается» и до внутренностей — печенки, селезенки и иной требухи.

Алексей Семенович знал, кого просил. Проверенные не раз в совместных походах куряне не должны были подвести и на этот раз. К тому же никто кроме них не мог лучше найти общий язык с донскими казаками, которыми предстояло командовать воеводе при взятии Азова. А что донцы проявят строптивость — тут и к бабке не ходи, заведомо известно. Привыкшие к воле вольной, донские казаки всегда косо смотрят на московских начальных людей. Когда же речь заходит о подчинении, то вообще волками смотрят.

Войска же Головина и Лефорта, ранее определенные для этого похода, двинулись по Москве 27 апреля.

Соблюдая торжественность, вначале ехал двор генерала Автомона Михайловича Головина, сродственник государя по покойной матушке. За двором — генеральская карета, возле которой справа и слева по четыре стрельца в красных кафтанах и при обнаженных саблях. Позади кареты в полном генеральском обличии, при шпаге и трости, важно, словно гусь перед гусиным стадом, немного вразвалочку шествовал сам Автомон Михайлович.

Следом, в двух шагах за ним, держа развернутыми хоругви, шли, усердно топая сапожищами, знаменосцы. Их сопровождали дворцовые слуги, вооруженные алебардами. Топали так, что земля, кажись, содрогалась. Да как не топать, коли в затылок им дышит сам государь. Тут не хочешь, да топнешь. Иначе по самому могут так топнуть, что и живота лишишься запросто… Петр Алексеевич шуток в военном строю не любит. Военный строй — это вам не «Всепьянейший Собор», где шутки приветствуются. Тут строго. Что не так — и батогов можно схлопотать…

Действительно, царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великия, Малыя и Белыя России самодержец, в простом зеленосуконном преображенском мундире, без треуголки, с развивающимися от движения и струй ветра волосами, весело вышагивал на длинных, как у журавля, ногах по Мясницой улице. Государь, возглавляя роту Преображенского полка, задает темп движения. За ним, держа форс, под барабанный бой барабанщиков дворцового полка вышагивал командир полка окольничий Тимофей Юшков. Юшков, как и положено, в полковничьей треуголке и при шпаге. Несколько позади него — командир первой роты и другие начальствующие лица, все в мундирах и при оружии. И только за ними, держа грудь «колесом», плечом к плечу, двигались солдаты этой роты.

Через небольшой интервал за первой ротой чеканил шаг капитан второй роты, князь и боярин Юрий Трубецкой. Где-то среди крепких начальников этой роты «затерялся» и бравый сын Трубецкого, тоже Юрий. Так что во второй роте было сразу два Юрия Юрьевича Трубецких.

Третью роту вел капитан князь Яков Лобанов-Ростовский. Тот самый Яков Иванов сын Лобанов-Ростовский, который в лето 7196 от сотворения мира вместе с Иваном Микулиным ездил разбойничать по Троицкой дороге к Красной сосне. Да был на том деле после убийства двух мужиков сыскан, приговорен к битью батогами в жилецкой подклети и к лишению четырех сот крестьянских дворов. И только заступничество его матушки Анны Никифоровны, вставшей на колени перед Софьей Алексеевной, спасло его от более серьезной опалы и высылки в Сибирь.

У Микулина таких заступников не сыскалось. И он после нещадного битья кнутом на площади и бесповоротного изъятия у него вотчины был сослан в Томск. Иван Андреевич Микулин ныне, поди, и сгинул в далекой Сибири, а вот Яков Иванович, божьим соизволение и царской милостью, ведет роту дворцовых гвардейцев в поход.

Последующие роты дворцовой пехоты возглавляли, соответственно, капитаны: князь Яков Урусов, князь Григорий Долгорукий, князь Михайло Никитич Голицын, князь Дмитрий Михайлович Голицын да Андрей Черкасский.