Первый год войны

Я бросился к рации. Но, едва мы обменялись приветствиями, пришлось насторожиться. Вызвавший настойчиво просил сообщить обстановку и местонахождение войск 8-го мехкорпуса. Я предложил доложить, где он находится и что делает. Он замялся и продолжал настаивать, чтобы я сообщил местонахождение корпуса. Тогда я задал вопрос:

— Если ты Попель, то скажи, как звали моего пса и что с ним случилось?

Вызывавший замолчал, и на этом разговор с фашистом закончился. Как потом я узнал, подобный разговор с «Рябышевым» имел и бригадный комиссар Попель с таким же для врага результатом.

1 июля мы организовали усиленные разведывательные отряды, которые вели поиски подвижной группы в направлениях Тарнополь, Подкамень, Броды. Неподалеку от Кременца разведка установила связь с нашими стрелковыми частями, но попытки выйти к Дубно и найти подвижную группу не увенчались успехом. У станции Рудня бойцы натолкнулись на сильное сопротивление противника и не смогли продвинуться дальше. Таким образом, настойчивые поиски закончились безрезультатно. О том, что случилось с подвижной группой, кратко расскажу несколько позже.

Находясь в резерве командующего фронтом, 8-й механизированный корпус приводил себя в порядок в относительно спокойной обстановке. Личный состав производил текущий ремонт танков, транспортных машин, вооружения, и в первый раз за двенадцать суток боев и напряженных маршей наши люди по-настоящему выспались.

Во второй день нашего пребывания под Тарнополем появилось восемь фашистских бомбардировщиков. И тут мы впервые с начала войны увидели в воздухе три истребителя И-16, которые смело ринулись в бой. С затаенным дыханием следили за происходящим. В результате короткого боя один фашистский стервятник, объятый пламенем, начал падать. Через некоторое время загорелся другой, третий… Танкисты, пехотинцы, наблюдавшие за воздушным боем, хлопали в ладоши, кричали «ура», их радости не было границ. Враг потерял пять бомбардировщиков, а три сбросили бомбы где-то за городом и ушли на запад. «Ишачки» благополучно возвратились на свой аэродром.

Между тем на нашем Юго-Западном фронте с каждым днем обстановка становилась все тяжелее. Противник, имея численное превосходство в живой силе, танках и авиации, продолжал теснить наши соединения, развивал наступление на Житомир, Киев. Таким образом, над войсками фронта нависла угроза окружения. К этому времени штаб фронта переместился в город Проскуров (Хмельницкий).

Нашему мехкорпусу было приказано к 3 июля сосредоточиться в районе этого города. 2 июля соединения корпуса начали марш по дороге Тарнополь Проскуров. В голове колонны двигалась 7-я моторизованная дивизия, за ней штаб корпуса и части обеспечения, в арьергарде — 12-я танковая дивизия. По дороге бесконечным потоком катились повозки эвакуируемого населения.

В воздухе то и дело появлялись пикирующие бомбардировщики противника. Сбросив бомбы, они проносились на бреющем полете над колонной, обстреливая ее из пулеметов. Наши самолеты не появлялись. Вся тяжесть борьбы с вражеской авиацией и здесь ложилась на зенитные артиллерию и пулеметы. После полудня вдруг остановилась колонна, шедшая впереди. Прошло пять, десять минут, а мы стоим. До слуха донеслись разрывы снарядов. Заподозрив неладное, я на своем КВ поспешил вперед и вскоре увидел четыре горевшие автомашины со снарядами. Они-то и рвались, наводя ужас на несчастных беженцев. Объехать эти машины было невозможно: справа более чем на километр тянулось непроходимое болото, а слева поднималась довольно высокая гора с крутыми склонами. Ждать, когда сгорят машины и прекратятся взрывы снарядов, мы не могли. Перевалить через гору в состоянии были только танки, колесные машины здесь не прошли бы. Но колонна долго стоять на дороге не могла. Снова могли появиться фашистские бомбардировщики. Не успел я принять какое-либо решение, как услышал голос механика-водителя:

— Товарищ генерал, скорее закрывайте люк!

Опустился в танк и плотно закрыл люк. КВ, набирая скорость, устремился на горящие автомашины. Расстояние быстро сокращалось. Еще мгновенье — и танк ударил стальной грудью в один из грузовиков, затем второй, третий… Машины полетели в стороны. Снаряды перестали рваться. Пробки как и не бывало.

Сгоряча я отругал механика-водителя за его рискованный поступок, совершенный без моего согласия. Но потом оценил находчивость и смелость танкиста и очень сожалел, что не представил его к награде. В ту тяжкую годину под влиянием трудностей и неудач притупилось, к сожалению, наше чувство меры подвига.

После ликвидации пробки войска и беженцы продолжали движение. Я решил проехать в голову колонны 7-й мотодивизии, но это оказалось не так просто. Вражеская авиация беспрерывно бомбила нас. Из строя то и дело выходили автомашины и повозки беженцев. Пехотинцы на ходу сбрасывали в кювет разбитые автомашины, повозки, убитых лошадей и продолжали марш.