Первый из могикан

— Приди в себя, стыдно. И запомни: ты не свихнулась. Легенды о телепортирующем эксмене, в сущности, не легенды. Да, некоторые из них умеют телепортировать. Их очень мало, единицы, а наша забота, чтобы их не было совсем. Усекла?

— Не очень… — Ольгу по-прежнему трясло, но тон подруги-начальницы действовал благотворно. — Как же они с игрек-хромосомой…

— А это вторая легенда, — усмехнулась Галка, несколько понизив голос. — Я имею в виду насчет игрек-хромосомы. Очень полезная легенда, а значит, святая правда. Вход в Вязкий мир запрещен эксменам самой их биологической природой, и они это знают. То есть верят в это, что одно и то же. Если бы не верили — ты представляешь, что было бы? Строго говоря, и нам с тобой знать правду совсем не обязательно, не нашего она уровня… Так что считай, что тебе померещилось, и не распространяйся об этом инциденте. Это и в твоих интересах, и в общественных. Договорились?

— Да, — сказала Ольга. — Да. Конечно. Но как же все-таки они?.. Как это у них получается, а? Как?!

— Не ори. Не твоего ума это дело. Да и не моего тоже. Ты что, давала подписку о неразглашении?

— А ты?

— Не городи чепухи. — Взяв Ольгу за лацканы, Галка еще раз тряхнула ее для пущей убедительности. Мотнулась голова. — Если бы такая подписка существовала, то она сама по себе являлась бы совершенно секретной. Забудь. Ничего не было, тебе все померещилось, я понятно говорю?

— Да, но…

— И свое «но» ты тоже забудь. Соберись, сержант, рядовые смотрят.

И Ольга собралась. Несколькими минутами позже| она уже могла натужно пошутить над своим испугом, | Да, она переутомилась до галлюцинаций, в чем нет ничего удивительного: работы масса, а отдыха не дают, вот воображение и играет с людьми в дурные игры. Ну конечно, того, что она видела в воображении, ни в коем случае не могло быть наяву!..

Лишь наедине с собой, да и то не без усилия, она могла признаться: это неправда. Правда совсем другая.

Безжалостная. Хохочущая в лицо. Осведомляющаяся голосом полковника Фаустовой о пережитом в детстве ужасе — откуда она могла о нем знать?! И вообще, с каких пор Департамент интересуют детские кошмары?.. Ответ был на ладони: с тех самых пор, как они случаются в реальности.

И было обидно оттого, что простой и понятный с детства мир оказался сложнее, чем прикидывался. Приподнялась завеса, и за ней не оказалось места ни разуму, ни справедливости. Мир издевался над Ольгой Вострецовой. У него оказались невидимые прежде зубы второго ряда, но пока он не пытался укусить ими. Он их просто скалил.

15

— Э-эй, караульные! Эй! Эй! Оглохли?..

Колочу в дверь. Если таким манером ежедневно упражнять кулак, то через год я научусь разламывать пополам дубовые столы, валить нестарые деревья и нокаутировать быков-рекордсменов. Но эта дверь почище любой дверцы сейфа — тут нужен либо алмазный бур, либо динамит.

— Заснули вы там? Эй, вы! Конец света проспите! С той стороны никакой реакции. На-до-е-ло! Телепортировать, что ли, сквозь дверь?.. Нет, оставим это нездоровое развлечение на крайний случай. За своеволие, может, и не подстрелят, но изобьют. Не драться же мне с караульными — тогда уж они меня подстрелят наверняка Не насмерть, а так… продырявят мякоть, чтобы задумался. Хотя еще неясно, какие у них инструкции о г. Иоланты — может, и насмерть.

Не иметь никакой информации — вот что хуже всего. Информация у меня только одна: до вычисленного момента нападения чужаков на Землю осталось меньше суток. И даже существенно меньше — от силы часов пятнадцать. Я, конечно, понимаю, что главнокомандующей сейчас не до меня, — но генерал-поручик Сивоконь? Ей-то прямой резон продолжить общение со мной, вытряхивая из меня душу допросами и изнуряя медициной. В конце концов, кто в ответе за ту гипотезу, согласно которой я все тот же эксмен Тим Гаев, а не чужое послушное орудие, пятая колонна инопланетных интервентов? С кого в случае ошибки снимут стружку, если не голову?

Само собой, при условии, что будет кому снимать и с кого.

Ба-бах!..

Вместо того чтобы отпереть дверь, одна из караульных попросту телепортирует ко мне в камеру. От неожиданности я шарахаюсь в сторону.

На щекастом лице караульной ни тени презрительной ухмылки — одно раздражение.

— Без глупостей! Почему шумишь?

— Я хочу поговорить с командующей.

— Не приказано.

— Тогда с генерал-поручиком Сивоконь!

— Не приказано. — И караульная явно собирается телепортировать обратно.

— Тогда с комендантом базы. Имею важные сведения. Что, тоже нет? Ну хоть с караульным начальством. Ведь есть у тебя какое-нибудь начальство, да? Что смотришь?

Я знаю, отчего она так смотрит на меня. Решает вопрос: а не съездить ли мне по зубам за наглость? Хуком справа?

Да здравствует выдержка — решение принимается в защиту моих зубов.

— Доложу.

С громким хлопком она исчезает. А я сажусь в уголке прямо на пол и начинаю ждать. Настроение мое, прямо скажем… вот-вот. Оно самое. Очень плохое, если перевести на ту лексику, за которую полицейские не бьют резинкой по голове. Мне надоело одиночество. И предчувствия у меня скверные.