Первый класс

— Ну, почему не надо, раз люди спрашивают? Хотя, конечно, странно. Что-то много народу в последнее время моей скромной персоной интересуется. Представляете, дома, в Тюмени, перед самым отъездом вызывают в военкомат и ну расспрашивать: куда еду, зачем, да каким рейсом вылетаю… Думал, все, забрили старичка в солдаты… Ан нет, отпустили, даже повестку не прислали. А зачем вызывали, чего хотели, так и не сказали. Одно слово, черти. Но насчет звонка — это, наверное, фирмачи беспокоятся. У меня в Тюмени сеть продовольственных магазинов, так вот я и приехал поговорить тут кое с кем насчет оборудования — холодильного там, торгового опять же… Созвонился с фирмами, предупредил, чтоб, значит, зря не ездить — конец-то неблизкий. Вот они, видать, и беспокоятся. Заждались, стало быть. Это хорошо. Ежели у них такая нетерпячка, значит, финансы поют романсы, можно и поторговаться, скостить, понимаете ли, тысчонку-другую… Как вы полагаете, выгорит дело?

— Право, не знаю, — глядя в карточку, которую заполняла, откликнулась администраторша. — Я в этом совсем не разбираюсь. Хотя вчера по телевизору в новостях говорили, что сейчас из-за кризиса многие отрасли торговли терпят большие убытки.

— Только не торговля продовольственными товарами! — подняв кверху толстый, как сарделька, указательный палец, назидательно поправил ее Худяков. — В нашем деле нынче даже некоторый подъем наметился — народ, понимаете ли, едой от стресса лечится, хорошая еда от нервов первейшее лекарство, лучше любой валерьянки… А с какого номера звонили, вы не заметили?

Дежурная удивленно приподняла выщипанные в ниточку брови. Вячеслав Гаврилович бросил взгляд на стоящий у ее локтя дисковый телефонный аппарат в когда-то белом, а теперь пожелтевшем от старости, захватанном грязными пальцами корпусе и смущенно крякнул.

— Ах да, простите. Ну, да это неважно. Все они нынче в одинаковом положении, всем несладко приходится, каждый клиент на вес золота.

— Вы их там особенно-то не обижайте, — пожалела торговцев холодильным оборудованием дежурная, протягивая через стойку ключ с привязанной к нему архаичной деревянной грушей — облупленной, местами почерневшей, с наполовину стершимся и подправленным от руки шариковой ручкой номером.

— Кто, я? Да я мухи не обижу! — громогласно заверил Худяков, кладя ключ в глубокий карман пальто. — Ну, спасибо вам, хозяюшка. Пойду отдохну часок с дороги и — вперед, труба зовет! Держись, столица!

Дежурная с улыбкой проводила взглядом его массивную фигуру и, украдкой вздохнув — в кои-то веки встретился солидный, положительный, а главное, неженатый мужчина, так и тот, во-первых, провинциал, а во-вторых, даже не подумал за ней приударить, — вернулась к чтению любовного романа в потрепанной мягкой обложке.

Старая, медленно, но верно приходящая в упадок гостиница уже давно не испытывала большого наплыва постояльцев, так что в течение получаса, а то и добрых сорока минут дежурную никто не отвлекал. За это время она успела так глубоко погрузиться в сложные перипетии бурной личной жизни героини, что сильно вздрогнула, когда ее слуха коснулся дребезжащий стук застекленной входной двери.

Подняв голову, женщина увидела двух относительно молодых — лет по тридцать пять или около того — людей, которые, в два счета пройдя через тесноватый вестибюль, остановились перед стойкой, нависнув над ней, как слегка покосившиеся после знаменитого теракта, но чудом устоявшие нью-йоркские башни-близнецы. Один из них был чернявый и длинный, как коломенская верста, а другой — белобрысый, тоже довольно высокий и широченный, как шкаф. Не омраченное печатью интеллекта лицо белобрысого было тяжелым и флегматичным; он жевал резинку, размеренно, как корова, двигая массивной челюстью. Чернявый выглядел чуточку более интеллигентным, хотя в чем именно заключается эта интеллигентность, администраторша вряд ли смогла бы ответить.

Одеты молодые люди были вполне прилично: чернявый — в модную спортивную куртку с яркими цветными вставками, а белобрысый — в короткое черное полупальто, в котором казался почти квадратным. На улице опять моросило, но одежда посетителей была сухой, из чего следовало, что они подъехали к гостинице на автомобиле.

— Худяков проживает? — поинтересовался белобрысый, явно не отличавшийся красноречием и полагавший элементарную вежливость ненужным излишеством.

— Здравствуйте, — с немного виноватой улыбкой вступил в разговор чернявый. — Скажите, пожалуйста, Вячеслав Гаврилович Худяков к вам уже вселился?

Умиротворенная этим вежливым обращением, дежурная приветливо ему улыбнулась.

— Да, еще и часа не прошло. А это вы его спрашивали по телефону?

— Ага, — буркнул белобрысый шкаф, к которому никто, собственно, не обращался. — У нас с ним стрелка забита.

— Мой друг имеет в виду назначенное деловое свидание, — любезно перевел его слова на русский язык чернявый.

— У вашего друга очень образная речь, — суховато заметила дежурная.