Первый класс

По мобильному звонил Орешин — майор милиции, связанный с Мухой узами давнего знакомства и взаимовыгодного сотрудничества. В прежние времена, когда воры-законники еще не отошли в тень и оказывали какое-то влияние на ситуацию, Ваню Орешина, наверное, назвали бы «штемпом». Сейчас подобные словечки вышли из моды, да и майор Орешин не подпадал теперь под классическое определение штемпа — подкупленного милиционера, за деньги оказывающего посильное содействие криминальным структурам, — поскольку официально тот же Муха давно перестал числиться в лидерах мелкой преступной группировки и обрел статус легального, законопослушного бизнесмена. Честный мент Орешин по старой дружбе оказывал мелкие услуги честному предпринимателю Мухину, а честный предприниматель Мухин время от времени выдавал честному майору небольшие денежные ссуды, и при чем тут, спрашивается, какой-то штемп? Услуги Орешина заключались в основном в сливании информации, носившей сугубо служебный, а порой и секретный характер, а выдаваемые Мухой ссуды были безвозмездными, но это уже никого не касалось: мало ли о чем говорят при встрече старые знакомые и кому какое дело до их денежных взаиморасчетов.

Майор Орешин был из тех ментов, которых держат в органах только потому, что их не за что оттуда уволить — они настолько безынициативны, что даже проштрафиться по-настоящему не способны. Широкий зад Вани Орешина будто навек прирос к креслу оперативного дежурного, и это вполне устраивало как начальство — пусть себе сидит, лишь бы под ногами не путался, — так и его самого. Устраивало это и Муху, поскольку, протирая штаны в упомянутом кресле, Орешин по долгу службы пропускал через себя массу любопытной и зачастую весьма полезной информации, которой по первому требованию охотно делился со старым знакомым (и, как не без оснований подозревал Муха, не с ним одним).

В другое время Муха воспринял бы звонок Орешина вполне спокойно и, быть может, даже не стал бы на него отвечать. Но сейчас этот звонок мгновенно связался в его сознании с таинственным исчезновением Буфета.

Орешин ограничился тем, что назначил Мухину встречу, из чего следовало, что он еще на службе и не может разговаривать свободно или, быть может, разговор не телефонный. Тревожась все сильнее и не понимая, что, собственно, могло случиться с двумя такими опытными бойцами, как Костыль и Буфет, Мухин запер кабинет и вышел в приемную.

Секретаршу он уже отпустил. Ее стул пустовал, компьютер был выключен. Укрепленный на кронштейне подслеповатый черно-белый монитор установленной в вестибюле первого этажа видеокамеры показывал уборщицу, которая лениво возила шваброй по цементному полу перед лифтом. Уборщица была довольно молодая, с неплохой фигурой, и некоторое время Муха таращился в монитор, пытаясь разглядеть, какова она с лица. Нисколько не преуспев в этом важном деле, поскольку камера была установлена над дверью лифта, а уборщица ввиду своего занятия пребывала в полусогнутом положении и демонстрировала объективу не столько лицо, сколько обтянутый темным рабочим халатом крепкий зад, Виктор Мухин двинулся было к стенному шкафу, где висело его пальто, как вдруг остановился, осененный внезапной идеей.

Вернувшись, он втиснулся в кресло секретарши и, произведя все необходимые манипуляции с несложной аппаратурой, стал просматривать записи, сделанные следящей камерой на протяжении сегодняшнего дня. Вскоре ему удалось обнаружить искомое; поиграв кнопками, он остановил воспроизведение на кадре, наиболее четко запечатлевшем обрамленное седоватой шкиперской бородкой лицо тюменского предпринимателя Худякова. «Вот ты какой, северный олень», — сказал сибиряку Муха и дал компьютеру команду на распечатку.

Пока принтер жужжал и клацал, перенося на бумагу портрет сибирского купца, Муха задумчиво дымил сигариллой, пытаясь понять, на кой ляд ему вдруг понадобилась фотография Худякова. Поступок был интуитивный, продиктованный не логикой, а снедавшим Виктора Мухина беспокойством. В конце концов он решил, что портрет Худякова если не поможет решить проблемы, то и не помешает — как говорится, запас карман не тянет. Худяков был в высшей степени подозрительным типом, и бесследное исчезновение двух проверенных бойцов, посланных слегка пощупать его за бока и проверить, что он за птица, только усиливало подозрения в его адрес.

Откровенно говоря, события выстраивались в простую, логически безупречную цепочку, и на встречу с сердечным другом Ваней Орешиным можно было не ездить. Муха подозревал, что и без этой встречи знает, что может рассказать ему услужливый мент: на его месте об этом не догадался бы только полный идиот. Однако поехать, пожалуй, все-таки стоило: Орешин наверняка знал подробности, а подробности имели значение.