Первый командир, версия для конкурса

- Хорошо, давай договоримся. Ты сейчас не мешаешь мне в моём деле, я помогаю тебе остаться в живых и занять моё место. Хочешь быть взводным, Петрович? - Рэм говорит так спокойно и уверено, будто держит ситуацию в руках, целиком и полностью.

- А с ними ты как намерен поступить? - Горюнов кивает на Митьку и пленного.

Сержант не уверен ни в чём, и ему страшно, но с отчаянной решимостью отстаивает что-то своё. Митька, забыв о страхе, вцепился в автомат: лихорадочно соображает, не пора ли тут стрелять, и в кого именно? Рэм неприязненно, высокомерно улыбается Горюнову:

- Я не бросаю начатое на полдороге, это дело чести. "Языка" доставим Сарычеву. Рядовой пока нужен мне, а после решит сам. Договорились, товарищ старший сержант?

- Если угробишь мальчишку, пеняй на себя, - поединок взглядов, из которого Рэм выходит победителем. Горюнов склоняет голову. - Договорились, командир.

- Следи за обстановкой, не хочу тратить лишнюю энергию.

Пока Митька хлопает глазами, лейтенант отодвигает его в сторону и садится на корточки рядом с пленным. Бесцеремонно вздёргивает немцу голову за подбородок, на мгновение что-то подносит к носу. Лицо пленника плывёт, глаза стекленеют и медленно закрываются. Судя по глубокому, ровному дыханию, уснул.

- Потащишь его, - командует Рэм Горюнову. Встряхивает Митьку за плечо. - Идём, быстро. После я тебе всё объясню, - командир излучает заразительную спокойную уверенность, будто разведчики не оставили за спиной трупы семерых товарищей, и нет никакой погони на хвосте.

Они шагают с берега в открытый прямо над омутом портал, преследователям остаётся немного крови на примятой траве, больше ничего.

- Рэм, тепло, - то самое место, где в прошлый раз потеплел медальон, который Митька носит на груди. И сейчас - снова.

Рэм удостаивает солдатика мимолётным взглядом, кивает:

- Сюда и шли.

Приказывает Горюнову спрятаться вместе с "языком" в старой, полуобвалившейся землянке и ждать. Если Рэм с Митькой до темноты не вернутся, уходить к своим. Сержант недоволен: поспорил бы, да аргументов нет, потому соглашается.

Тёплое, погожее утро, берёзовые перелески в нежнейшей зелени, птицы поют. Фронта совсем не слышно. Лишь остатки старых, сорок первого года, окопов, ржавая колючка, белеющие кое-где кости, да в земле - неразряженные мины.

- Иди за мной след в след, - Рэм уверено шагает к деревушке на холме.

К бывшей деревушке. Ещё месяц-два назад здесь жили люди, а сейчас запах гари мешается с трупной вонью, и никого. Митька чует: совсем никого живого, кроме отожравшегося воронья, и это чувство пустоты, всеобщей лютой смерти так бьёт по нервам, что он встаёт посреди дороги столбом:

- Рэм, не пойду туда! Давай в обход.

Рыжий оборачивается, солнце светит ему прямо в лицо, заставляет щуриться. Он спрашивает с непонятной, пугающей интонацией:

- Не хочешь подогреть свою ненависть к врагу?

От ветерка с той стороны тошнота подкатывает к горлу, Митька мотает головой:

- Нет! Так бы их самих всех, под корень! Рэм, ты обещал рассказать, как.

- Я обещал объяснить тебе кое-что, но ещё не время. Идём.

И снова Митька подчиняется силе убеждения своего командира, пробегает вслед за ним сквозь мёртвую деревню. Хватает ртом чистый, не отравленный тленом и гарью западный ветер, выдыхает:

- Рэм, теплее.

Спуск к пруду, остатки усадьбы. Когда-то это был настоящий дворец посреди большого, ухоженного парка, с флигелями и службами. Сейчас от прежней роскоши остались полторы закопчённые стены да груды битого кирпича. Чем ближе они подходят, тем теплее у Митьки за пазухой и чернее на душе. Предчувствие?

- Рэм, вы с Горюновым... Почему он сказал, что ты угробишь меня?

- Нервы сдали, вот и напридумывал. Не бери в голову, Митька. Ты нужен мне живым и здоровым.

- А зачем ты обещал ему, про комвзвода?

- Если возьмёт себя в руки, будет мне достойной заменой.

- А ты?

- Найдём тайник, провожу вас, на том моя миссия окончится. Отойду в резерв.

- А что там, в тайнике, Рэм?

- Найдём - посмотрю.

- А я?

- Если поклянёшься никому не рассказывать, что увидишь, то и тебе покажу. Только хорошенько подумай. Заклятие такое, что нарушишь - сразу умрёшь.

- Рэм, это военная тайна или... сказочная?

- А ты думаешь, это разные вещи?

- Раньше не думал, теперь сам не знаю, что думать, - Митька совсем запыхался, но превозмогая колотьё в боку, спешит сказать и спросить всё, что до сих пор не успел. - Ты можешь намного больше, чем делаешь, Рэм. Боюсь подумать, насколько. Почему ты сказал тогда про Гитлера - не имеем права?

- Это ваша политика, и мне запрещено в неё лезть. Категорически. Раз и навсегда. Даже такому, как ты, в лучшем случае позволят командовать полком, армией - уже нет.

- Что значит, даже такому? Разве ты и я - не одно? Мы оба умеем колдовать, ты лучше, но...

Рэм оборачивается, сверкает огненными зрачками с высоты своего роста:

- Как медальон?

- Очень тепло.

- Отставить разговоры, Сонин. Ищи, где станет нестерпимо горячо. Ты готов дать обещание?

- Рэм, а зачем ты повесил эту штуку на меня? Почему не на себя?