Первый кубанский («Ледяной») поход

– Да уж будьте покойны. В грязь лицом не ударим, ваше благородие. Вы вот про японца говорили. А у нас в Финляндском полку тоже командир на японца похож был. Его так и звали, как по-японски: Корви-Круки… ну, одним словом – японец, а на деле самый настоящий русак. А уж герой был! Георгия имел.

– А теперь бы ты его узнал? – спрашиваю Ивана.

– Да как не узнать? Два года в полку с ним прослужил. И генерал Деникина видел не раз на фронте. Вот и теперь соседями с ним будем. Петро ведь мой сосед.

– Тем лучше, – говорю я. – Ну, с Богом, Иван. Катай, брат, домой. Гляди чего – хозяйка беспокоится за твою жизнь. Приготовляй помещение, и тоже, как Петро, на площадь. Я вас обоих буду там дожидаться.

– Счастливо оставаться, ваше благородие. По этой вот дороге и идите. Она на площадь ведет.

– Да вот еще что, – кричу ему вдогонку. – Налепите на двери ваших домов, что занято штабом командующего. На одном – генерал Деникин, на другом – комендантское управление.

Я остался один. В мыслях моих вертелось – как я буду выкручиваться перед комендантом за свое отсутствие. С ним шутки были плохи.

Мысли мои прервала задорная песня: «Марш вперед, Россия ждет, Романа партизаны…» Я вскочил с земли и бегом направился по направлению песни. Это были наши лазаревцы, мои боевые друзья.

– Мишка! Откуда? Куда ты смылся с поля битвы? Господин есаул! Подпоручик М. Г.! – кричат партизаны, держа меня в объятиях.

Подходит и сам войсковой старшина Ер. Расспрашивает:

– Ты как здесь очутился? Откуда у тебя винтовки? Куда ты смылся, когда мы в атаку пошли? – задают мне вопросы со всех сторон.

Рассказываю. Получаю одобрение со стороны начальства и друзей. От них же узнал, что победа нам стоила дорого. Убит доблестный есаул Власов – кумир молодежи. Тяжело ранен полковник Т. П. Краснянский. Убито около 33 партизан – большинство кадет. Немало и раненых. Ведь чернецовцы и краснянцы два раза врывались в самые Выселки, но под напором красных вынуждены были отступить.

– Ну а вы куда теперь? – спрашиваю.

– Кто знает? Говорят, вернемся обратно на хутор Журавский.

Распрощавшись с друзьями, я пошел разыскивать свое управление. От одного раненого корниловца узнал, что все обозы на площади. Без труда нашел нашу подводу. Около нее стоял мой привязанный Баян. Увидев меня, он радостно заржал.

– Баян, мой верный Баян! Ты, как человек, чувствуешь радость встречи любимого… Вижу и чувствую твою радость… – шепчу я, прижавшись губами к его ушам. Из глаз льются невольные слезы.

И вдруг на мое плечо ложится чья-то рука. Оборачиваюсь. Поручик Покр., наш старший адъютант.

– Это еще что за излияние в любви? Где ты пропадал? Ну и влетит тебе, брат, от полковника! За время боя штаб требовал от нас ординарцев. А откуда мы их возьмем? Все в разгоне, кроме одного «дезертира» Мишки, хозяина собрания… благодаря которому мы чуть с голоду не дохнем. Хоть бы полковника пожалел! Не понимаю, за что он тебя любит и вместо того, чтобы уши драть, по головке гладит. «Мишка у нас герой, Мишка у нас организатор!» Тьфу! Тьфу! Ничтожество наш Мишка. Поэт. Одним словом – писатель, бумаги маратель.

– Я вон там две трофейные винтовки принес, – перебиваю его. – Раненого юнкера с поля боя вывел. Квартиры для нас заказал. Кроме того, и сюрприз для Алексея Владимировича. Вот вам и ничтожество, господин поручик! Так-то вот. Надеюсь, после благодарить меня будете. Вот вы меня ничтожеством величаете. А не будь этого ничтожества, сидели бы вы все сегодня голодными.

– Ну, ну, хорошо, хорошо. Понес свое – я да я… Ну, сказал, сказал. Не заставлял же я тебя верить тому, что говорил. Я, брат, не ты, то есть вы – поэты да писатели. Вы больше фантазии в ваших писаниях разводите, чем действительности. Иной раз даже слезу подпустите для вескости. Ничего, мол, сбрехнем – читатель, особенно сентиментальный, поверит. Этим вот трюком вы даете, как будто бы право вам верить, ну а…

– Что за разговоры? С кем это ты, Георгий Александрович? – не дав ему досказать, перебивает подъехавший полковник К.-К.[289] – наш Микадо.

– Да вот с нашим сегодня прославившимся героем, подпоручиком М. А. Г.

– Что?! Расстрелять! Повесить! Никаких объяснений! Это еще что за безобразие! Штаб людей требует, а он разгуливает!

– Господин полковник! Да вы мне сами…

– Что я сам? Да я тебя… Где квартиры? Что, хочешь меня осрамить перед генералом Деникиным? Вон! Вон с глаз моих…

Выручил меня громкий голос бегущего в нашу сторону человека:

– Где здесь, господа хорошие, комендант будет?

– Сюда, сюда! – кричу я. – Иван! Ты?

– Я! Я, ваше благородие! Так что разрешите доложить: все в порядке. Квартира для их высокоблагородия и для вас готова. Для его превосходительства генерала Деникина также. Милости просим.

– Это еще кто? – кричит полковник К.-К. – Кто ты?

– Да вот их благородие вам объяснят, как это самое случилось. Разрешите спросить – вы комендант самый будете? – с испугом спрашивает Иван.

– Я. А что?

– Да вот что…

Я начинаю вкратце рассказывать обо всем. Выслушав меня, полковник спрашивает Ивана:

– Это было так?