Первый кубанский («Ледяной») поход

Л. Пермяков [317] Генерал Корнилов (из воспоминаний участника 1-го Кубанского похода) [318]

Личность генерала Корнилова, от его первых шагов до рокового снаряда, пресекшего под городом Екатеринодаром жизнь этого легендарного генерала и патриота, описана в воспоминаниях его ближайших сподвижников – генералов Лукомского и Деникина. Я же – только скромный свидетель мимолетных эпизодов, которые наблюдал, иногда и слышал до и после присоединения Кубанского отряда генерала Покровского. Слухи самые фантастические носились среди красных, по показаниям пленных: генерал Корнилов идет, сметая все на своем пути. Его артиллерия, исчисляемая в сотни орудий, пролагает ему путь… Он, подобно Белому Генералу Скобелеву, всегда впереди и лично ведет атаку.

У станицы Калужской, после упорного боя, генерал Покровский опрокинул красных и вошел в связь с «армией генерала Корнилова». Армия эта, численностью до 3 тысяч, своею численностью не превышала Кубанский отряд, но у страха глаза велики: несмотря на очевидность, так как ее малочисленность не могла быть неизвестной в районе ее движения, обыватели неизменный ее успех и разгром красных объясняли по-своему: «видимо и невидимо, и масса орудий».

Вскоре после соединения «армия» была переорганизована в две пехотные бригады: 1-я – Корниловский и Партизанский 2-батальонного состава полки – и 2-я – Офицерский и Кубанский стрелковый полки (того же состава). Артиллерия – две батареи по 4 орудия, по одной на бригаду. Конница – два полка: Черкесский и Конный, 4-сотенного состава каждый, сведены в бригаду генерала от кавалерии Эрдели с конной Кубанской батареей. Плюс – инженерно-саперный отряд: две роты – связь и подрывники. Вот и все «видимо и невидимо», но зато обоз – повозки с ранеными и беженцами – по отношению к боевым силам был действительно «видимо и невидимо».

Генерал Корнилов вполне отдавал себе отчет в том, что силы его малы, что в боевых припасах недостаток, особенно в снарядах. Что же его толкнуло на штурм города Екатеринодара и к отказу от первоначально принятого решения – уйти по соединении в Задонские степи?

Три фактора повлияли на это: 1) необходимость снабдить себя снарядами; 2)необходимость разгрузить себя от раненых и беженского обоза; 3) влияние Кубанского войскового правительства и Рады, несколько преждевременно преувеличивших антибольшевистские настроения в крае.

Генерал Корнилов признавал, что взятие Екатеринодара даст ту искру, которая зажжет пожар восстания на Кубани, даст ему необходимые силы и развяжет руки и ноги, связанные обозом. Удар по станице Георгие-Афипской как бы подтвердил этот прогноз.

В 20-х числах марта 1918 года «армия» его атаковала красных у станции Георгие-Афипская (железная дорога Екатеринодар – Новороссийск). Генерал-майор Марков со 2-й бригадой (Офицерский и Кубанский стрелковый полки), поддержанные батареей полковника Миончинского, атаковали с фронта, 1-я бригада генерала Богаевского (Корниловский и Партизанский полки с батареей) обходила правый фланг красных; конница генерала Эрдели двинулась еще левее 1-й бригады, имея задачей – прервать железную дорогу на Новороссийск, выйти в тыл красным и отрезать им отход к Екатеринодару.

В 10-м часу в тылу боевого участка 1-го Кубанского стрелкового полка показалась группа всадников, шедшая галопом в направлении наступавших цепей полка. Впереди на золотистом коне-текинце генерал Корнилов, за ним всадник-текинец со значком и десяток лиц свиты. У скирды, шагах в 200–300 не доходя цепей, ведших интенсивный огонь по красным, группа остановилась и спешилась; как стало известно позже, тут был легко ранен в ногу начальник штаба Верховного генерал Романовский.

Генерал Корнилов, встреченный командиром полка, в сопровождении командира и меня, как полкового адъютанта, спокойным шагом прошел по цепям, занимавшим железнодорожную насыпь, и, идя вдоль их, пошел навстречу командиру Офицерского полка генерал-майору Тимановскому, в стыке с которым наступал 1-й Кубанский стрелковый полк. Выслушав доклад, он в бинокль стал разглядывать расположение противника, а затем спокойно, не обращая внимания на обстрел, спустился вниз под насыпь к подскакавшему генералу Маркову. Переговорив с ним, он направился к стогу сена, за которым стояли лошади, сел на своего текинца и, сопровождаемый группой севшей на коней свиты, пошел вдоль фронта галопом в направлении наступления 1-й бригады.

Это был второй раз, что я видел генерала Корнилова. Первый раз утром, когда мы разворачивались из походной колонны для движения к своим участкам: он пропускал полки, здороваясь с ними, сидя на своем золотистом коне. Его появление в передовых цепях, его спокойствие, скажу – непринужденность под пулями, – вселяли какую-то уверенность, что с ним все возможно и удача несомненна.