Первый кубанский («Ледяной») поход

– Ваше высокопревосходительство, это ничего, но вот вы напрасно рискуете, и вам бы не следовало быть тут, – ответил скромно, но убежденным тоном прапорщик.

Генерал ничего на это не ответил. Лишь можно было заметить под усами чуть-чуть обозначившуюся улыбку. Молча повернулся и, кивнув головой, удалился с Марковым.

Бой за Екатеринодар

Ночь с 30-го на 31 марта. Затишье. Пулеметчики где-то на чердаке раскопали многолетнюю, в черенках, засохшую до отказа кукурузу. Голодно. Поджариваем на маленьком, скрытом складкой местности костре. Грызем. Я бросил в бой почти все свои пулеметы, оставив по приказанию Маркова в резерве два взвода.

Из темноты появляется характерная фигура Маркова. Он появляется всегда неожиданно и в неожиданных местах. Подсаживается. Вижу, что озабочен, но держится спокойно и так же спокойно разговаривает с нами, затем обращается ко мне и говорит:

– Не все у нас ладно. Придется вам отправиться с подкреплением на кирпичный. Возьмите один взвод, сами разместите и возвращайтесь, и будьте с последним взводом в моем распоряжении.

Выполнив задание, я возвратился к моей импровизированной стоянке; было уже предрассветное утро. Устроился на матери-земле сырой и задремал. Немного подремав, обратил внимание, что на нашем фронте сравнительно тихо. Часов в девять утра или немного позже, приблизившись, но не доходя, меня подозвал к себе Марков:

– Генерал Корнилов убит, пока не говорите никому. Командование принял генерал Деникин. Стяните ваши пулеметы, мы готовимся к отходу.

Оторвавшись от Екатеринодара, мы снова двинулись в неизвестность.

Противник всюду. Но генерал Марков среди нас, и его также видно повсюду. Он так же бодр, как и раньше, и по-прежнему пересыпает свои распоряжения крепкими словами, на которые был охоч.

Дядьковская. Переход через железную дорогу заграждает нам бронепоезд, и Марков, атакуя его нещадными словами, оставаясь верным себе, приказывает:

– Стой, такой-сякой! А то расстреляю!

Поезд противника от такого неожиданного окрика и приказа стал. В упор его расстреливает наша артиллерия, пулеметы стрекочут. Он забрасывается с нашей стороны ручными гранатами, и добровольцы облепливают его со всех сторон. В центре этой картины, вплотную к стене поезда – Марков. Его распоряжения и голос доминируют надо всем. Добровольцы делят добычу. Каждый старается добыть для себя побольше огнеприпасов. Делается все быстро. Времени нет. Надо быстрее перейти преграду – железную дорогу.

Прибыв на Дон, мы разместились в станице Егорлыцкой (мы ее называли Фронтовой), вторая бригада – в Мечетинской, там же и наше командование, а кавалерия – в Кагальницкой. Добрармия разместилась тут на широких квартирах, приводила себя в порядок, починялась и пополнялась. Наши боевые вылазки – не в счет.

В Егорлыцкой из бригады оставался наш полк, Офицерский ушел в Ростов. Ушло от нас и некоторое количество добровольцев. Были такие и у меня, но немного, несколько человек. Все они потом возвратились, кроме одного штабс-капитана Н.

Дон был свободен. Атаман Краснов установил с немецким командованием прекрасные отношения. Немцы занимали всю Украину до Ростова. У нас с ними отношений никаких – вооруженный нейтралитет, но обозы, наших раненых и больных, направляемых в Ростов, они предупредительно пропускали, называя нас «корниловцы».

Тут, почти в «мирной» обстановке, мне пришлось уже чаще встречаться с генералом Марковым в приватной обстановке, и даже раза два и за чаркой доброго донского вина.

Хочу еще отметить, что незадолго до нашего выхода во Второй Кубанский поход, завершившийся освобождением всей Кубани до берегов Черного моря, которое нас связало с Западной Европой и нашими союзниками по Великой войне (война еще продолжалась), в станицу Егорлыцкую из Мечетинской прибыло наше командование во главе с генералами Алексеевым и Деникиным.

В станичное правление были приглашены для выслушивания доклада офицеры командного состава. Мы расселись против стола, за которым сидели (лицом к нам) генералы Алексеев и Деникин в центре, а по бокам Романовский и Лукомский. Генералы Марков и Богаевский стояли, как еще несколько других. Первым взял слово генерал Алексеев, за ним говорил генерал Деникин.

Ситуация к этому моменту была следующей: немецкое командование через генерала Эльснера, представителя Добрармии (Ростов) для связи с Доном, предлагает войти с ними – немцами – в соглашение до перемирия включительно от имени России (видя в нас старую русскую армию). Они согласны отбросить Брест-Литовский договор с большевиками, помочь нам в борьбе с ними и гарантируют занятие Москвы в три месяца. Это предложение командование Добр-армии категорически отвергает, считая, что мы не можем изменить нашим договорам с союзниками, хотя вести войну против немцев тоже не можем, но остается одно – держать вооруженный нейтралитет. Дойдя до Черного моря, мы установим связь с союзниками, которые нас поддержат в борьбе против большевиков.