Первый курс

Спорить бесполезно. Олеся обожает лечить. Впрочем, её целебные травяные настои очень даже приятные, никогда не горькие, и к ним частенько прилагается мёд, в котором она тоже толк знает. Я, до её появления в нашей семье, мёд никогда не ел, меня всегда от него тошнило, и вкуса медового совсем не понимал, а тот, что Олеся покупает – просто восхитительный, душистый и необыкновенно вкусный. Славная она женщина, хорошо, что папа именно её взял. И, ведь, совсем не старая, лет, наверное, сорок, плюс-минус. Я когда её впервые увидел, года три назад, помню, подумал, что моя мать вполне могла бы быть такого возраста. Не знаю, есть ли у неё дети, она никогда ничего такого не рассказывала, мне во всяком случае. Может быть, и есть. Она с Украины приехала, деньги зарабатывать, вполне могли там и дети остаться. К травяному сбору, такому ароматному, что запах я почуял задолго, до того, как Олеся чашку внесла, на этот раз не только мёд полагался, но ещё и орешки: грецкие и кедровые, ведь я ж «ничего не ел, бедняжка, а чтобы поправляться, нужны силы». Она заставила меня переодеться, уложила, сама уселась рядом и стала потчевать, расписывая целебное действие всего, что я поглощал.

– А меня сегодня чаем поили с вареньем из апельсиновых корок.

– Тю-у! Добра-то.

– Мне понравилось.

– Я тут дома стараюсь, не знаю уж чем ещё тебя побаловать, а ты по людям ходишь, корки ешь!

– Не обижайтесь, у вас всегда всё самое вкусное.

– Та я не обижаюсь, хочешь, корок тебе другой раз наварю. С арбузных тоже корок варенье варят.

– Да?! Вкусное?

– Сделаю, попробуешь. Скушал? Ну, вот и молодец, на здоровье. Не болей у меня.

– Не буду.

Она погладила по голове, поцеловала в макушку, и я снова ту же внутреннюю щекотку испытал, что сегодня, когда Надя меня ласкала.

– Не знаете, папа скоро придёт?

– Ой, не знаю. Краем уха слышала, переговоры сегодня какие-то важные.

– Да, наверное, что-то важное, я ему и днём дозвониться не смог. Помню, однажды у него без перерыва трое суток переговоры длились.

– С ума сойти. Ну, ничего. Ты у меня под призором, это самое главное.

– И Мити что-то нет.

– Бог знает, где его носит. Часов в пять ушёл, не сказал ничего.

– Как он вам, нравится?

– Ничего, хороший, вроде, парень. И с тобой как будто ладит, а?

– Да. Неплохой.

– Это шо такое?! Ты чегой-то так вздыхаешь тяжело?

– Так просто.

– Давай, укройся хорошенько, ни о чём не думай, поспи.

– Рано ещё.

– Ничего не рано. Сон для здоровья самое полезное.

Олеся подоткнула одеяло мне со всех сторон, разложила вещи по своим местам, собрала посуду и вышла. От мёду и чая её целебного меня тут же сон сморил.

Часам к двум я совсем уже выспался, вспомнил про Олесино мясо с овощами, аж слюнки потекли. Почувствовал непреодолимое желание обследовать потихоньку холодильник. Спустился в кухню, а там…

– Папа!

– Привет, дружочек! Ты что это, проголодался?

– Ага.

– Ну, давай сообразим что-нибудь. Я, видишь, только приехал.

– Ты не беспокойся, я сейчас сам! Иди, переоденься пока. Ты что будешь? Олеся вечером мясо готовила с овощами и рыбу с картошкой.

– А сыр есть?

– Наверное.

– Тогда хорошо бы сыру и чайку.

– Сейчас сделаем! В столовой накрыть?

– Не выдумывай, в кухне тихонечко перекусим. Подожди, сейчас вернусь, помогу тебе.

Я так обрадовался, как будто сто лет папу не видел.

Трудновыполнимые задачи встали две: найти всё, что нужно – мне это в Олесиных владениях редко с первого раза удаётся, и, собственно, не разбудить Олесю. Комната её не так уж близко, но она словно чувствует всегда вторжение в свою секретную лабораторию: когда бы и кто на кухню не вошёл – тут же Олеся появляется, выяснять в чём у страждущих нужда. Всё же, отыскал я своё вожделенное мясо и гарнир к нему, засунул в микроволновку; сыр для папы нарезал.

– Как ты тут, сынок? Справляешься?

– Да, всё готово!

– Чайник поставил?

– Ой. Чайник забыл.

– Ну, ничего, сейчас…

– Я сам, я сам! Ты садись, пап, не беспокойся.

Тут, конечно, Олеся является. И глаз-то толком открыть не может, а туда же:

– Кушать хотите? Сейчас покормлю вас.

Папа говорит:

– Иди, ложись, беспокойное созданье.

Меня бы она, разумеется, ни за что не послушалась, но папе удалось её убедить, что ничего страшного не случится, если на этот раз мы без присмотра отужинаем. Олеся потрогала мой лоб и щёку, видимо, осталась довольна, погладила по голове, поплелась к себе нехотя. Тут же вернулась:

– Вы посуду оставьте, я утром уберу.

– Хорошо, хорошо. Спокойной ночи.

Какое всё-таки счастье! Я и папа. Вдвоём. Давно мы с ним одни не ужинали, а чтобы ночью, так вообще никогда.

– Как переговоры?

– Ты знаешь, очень удачно, прямо на удивление. Фашисты в нас вложились хорошо, акций накупили, так что у нас теперь, считай, европейское предприятие, немецкая медицина. Название, естественно, сменим.

Я захихикал, чуть не поперхнулся.

– Что ж ты их фашистами-то?

– Так мы немцев шуткой называем. Ты что не слышал никогда?

– Слышал, но не от тебя.

– Это не конец ещё, с утра продолжим. У тебя, сынок, как дела?

– Может тебе лучше поспать пойти? Если утром снова на работу, отдохнуть же нужно.