Первый курс

– Отдохну, успеется. А ты что так погрустнел? Опять неприятности?

– И да и нет. В общем, всё хорошо уже.

– Может, поделишься?

– Ты, папа, только не волнуйся. Колледж я закончу в любом случае, всё-таки сам туда напросился. И вообще, после него в любой ВУЗ можно пойти, не обязательно в медицинский, главное, ведь, среднее образование.

– Таак, интересно.

– Ты не обижайся, только на меня, ладно? Я знаю, как тебе важно, чтобы я стал врачом…

– Подожди, сынок, при чём тут «мне важно»? Ты же, вроде бы, сам всегда мечтал.

– Да я, честно говоря, и сейчас ещё немножко мечтаю. Но сегодня понял, что не создан для этого. Во мне стержня нет.

– Чего-чего нет?

– Я слишком мягкий человек, понимаешь? Не могу твердо стоять на своём, всегда говорить прямо, что думаю, особенно плохое. Короче, я размазня.

– Вот ещё новости. Никогда не замечал за тобой этого.

– А я вот за собой заметил. Ну скажи, пап, врач должен во что бы то ни стало защищать интересы больного?

– Теоретически да, но…

– Вот, вот! Никаких «но». Врач должен быть жёстким, непоколебымым, по-хорошему наглым. А я не такой.

– Это всё?

– Всё. Но это не пустяки, пойми, папа!

– Сынок, послушай меня, во-первых, уметь уступать тоже важно, представляешь, коллега с твоим диагнозом не согласен, а ты уперся рогом – непоколебимость демонстрируешь. Гибче, как Райкин, говаривал надо быть. Во-вторых, твердость характера можно выработать, воспитать. Это не пустые, ради утешения, слова, ты меня знаешь, я отнюдь не мямля. Но в юности, был очень робким и застенчивым. К тому же никакой патологической мягкости я в тебе никогда не замечал, по-моему, ты наговариваешь на себя. А вот то, что ты добрый, отзывчивый мальчик – немаловажно. Это, как раз, врачу пригодится. В тебе есть сочувствие, способность сопереживать, чего, как раз, многим людям в медиках и не хватает.

– А что толку-то, от пустых сопереживаний?! Врач должен действовать умело и хладнокровно, а не стоять рядом, сопли пускать.

– Прекрасно, Коля, что ты это понимаешь. Но пойми и то, что ты пока на старте. Банальная фраза, конечно, но у тебя всё ещё впереди. И стартуешь ты, надо сказать, с довольно выгодных позиций. Что же плохого в мягкосердечии, некоторой неуверенности, сомнениях, если ты не кончаешь ими, а на-чи-на-ешь. Не хватает твердости – пожалуйста, вырабатывай характер, укрепляй. И случаев, поверь, для этого представится немало. Я ни на чём не настаиваю, но вот когда ты станешь врачом, если всё-таки станешь, и в тебе останется хоть немного, того, что с избытком имелось в начале, будет очень даже неплохо. Подумай.

– Хорошо, папа, я подумаю. Спасибо.

– Вот и хорошо. Наелся?

– Угу.

– Ну, пойдём, я тебя уложу.

Он уже несколько лет меня не укладывал! С самого моего появления в этом доме, каждый вечер, если не был занят на работе, он приходил перед сном ко мне в комнату, садился на стул рядом с кроватью, рассказывал что-нибудь, или слушал, что рассказывал я, укутывал, гладил по голове, желал спокойной ночи. У меня в жизни ничего нет дороже воспоминаний об этих «укладываниях». Я всегда жалел только об одном, что они слишком поздно начались, и слишком рано закончились.

– Ты помнишь, как в больнице лежал после интерната?

– Ещё бы.

– Как только оправился немножко, сразу стал за всеми там ухаживать, всем помогать. Мне медсёстры говорили, какой у вас заботливый, добрый мальчик. Спи, сынок, не переживай. Всё ещё сто раз переменится. Знаешь стишок «мамы всякие нужны, мамы всякие важны», авось и ненаглые медицине пригодятся. А не выйдет с медициной – значит не выйдет, ничего страшного. Ну, милый мой, не расстраивайся.

– Я тебя больше всех на свете люблю.

– И я тебя дорогой, спи спокойно.

Утром мне показалось, что наша с отцом ночная встреча была сном.

– Папа ночевать приезжал? – спросил я у Олеси.

– Здрасьте. Ты ж его видел. На кухне сидели. Заспал?

– Угу.

А сам думаю, хорошо, что не только я его видел.

– Ни свет, ни заря уж опять на работу поехал.

– А Митя дома?

– Не знаю. Может спит, а может не ночевал. Я Аркадия-то Борисыча слышала как привезли, машина подъехала, а больше вроде ничего не шумело.

– Да. Я тоже не слышал.

Поболтал ещё немного с Олесей о том, о сём, кофе выпил с булочкой, вернулся к себе. Подумал, что хорошо бы уроки какие-то поделать. Поковырялся с анатомией, потом немного в интернете полазил, поискал статейки для реферата по истории. На этом мой учебный энтузиазм иссяк. И тут вдруг стучится ко мне, кто б вы подумали. Митя! Когда и как он дома оказался – загадка.

– Ты здесь, дитя?

– Митя, привет! Вот ты-то мне, как раз, и нужен.

– Неужели?!

– Я открыл ему страницу с романом, над которым всю прошлую ночь просидел.

– Читал вот это?

– А! Давид с Ионафаном и беременный мальчик! Как же, как же, читывали.

– Вот здесь, смотри, только такая любовь имеет смысл.

– Всё это, конечно, очень трогательно, но, видишь ли, дискутировать о педиках на таком материале по меньшей мере не корректно. Миша теоретик, а я – практикующий грешник. Разные весовые категории. И вообще, там чем кончилось? Полной натуралистической идиллией. Так что…