Первый курс

Поплавал немного, успокоился. Только б сейчас они сюда не заявились. Подумал: что, если я не справедлив? Ведь сердцу не прикажешь. Папу осудил, а сам в кого влюбился? Что ж, если он теперь Ярослава любит, пусть. Так, может быть, и лучше всем будет. Вылез, пока и в самом деле они в бассейн не притопали, помчался Митю искать.

Он сидит, приподняв худое плечико, что-то пишет в блокноте. Считает, стихи получаются лучше, живее, если от руки писать. Я подошёл и обнял его сзади. Наклонился, поцеловал в щёку, в шею, вдохнул знакомый сладкий аромат. Потом потёрся тугой ширинкой о спину, показал, как хочу.

– Колюнь, извини, – сказал он холодно, – поищи, пожалуйста, другой объект для своих проб и ошибок. Я, вроде как, занят.

Я не перестал его целовать и гладить, прошептал в самое ухо:

– А чем ты сейчас занят?

Он встал и отошёл от меня подальше.

– Я имел в виду, что вообще, по жизни не свободен. Кстати, тебе это известно не хуже других. Я люблю Аркадия, понятно? Это для меня не пустые слова, для тебя должны быть тоже.

Не стал припоминать его циничных поучений, о том, что нет любви, а только секс. Потому, что есть любовь, сам теперь точно знаю.

– А что, если он теперь любит другого? – Словами Митя ничего не ответил, мимикой одной дал понять, насколько абсурдным считает моё заявление. – Не веришь? Пойди, убедись. Ты думаешь, он старый? Думаешь, не может изменить тебе? Иди же, посмотри! Чего стои́шь?!

– Успокойся, измены тебе только мерещатся.

– Мерещатся, да?! Ты иди, посмотри, он в «качалке» сейчас с Ярославом!

– А. – Устало и кротко усмехнулся Митя. – Ладно. Ярослава я ему прощаю.

Всю ночь не спал, ворочался с боку на бок. Так он папу любит, что готов ему всё прощать? Ведь не ради же денег! Нет, только не Митя. Он, конечно, уважает дорогие магазины и рестораны и спа-салоны всякие, но... В его взгляде столько нежности и в голосе тоже. Истинное чувство от фальшивого я уж как-нибудь способен отличить. Митя любит – сомневаться глупо. Но нельзя же во всём потакать отцу. Как же сердце больное? Из этих, хотя бы, соображений. Сам я ни за что не решусь увещевать папу, или мораль ему читать. Но Митя, в качестве супруга, имеет полное право. Почему не хочет? Неужели есть опасность, что папе придётся выбирать? И что же? Разве выбор тут не очевиден? Для меня – несомненно. А для папы?

Часам к четырём лежать в постели стало невмоготу. Спустился к бассейну. А они, оказывается там, вместе. Видимо, папа уже проснулся, а Митя не ложился ещё. Притаился за дверью, так, чтобы не слишком много увидеть, и не расстроиться. А слышно всё слишком даже хорошо. От того, как Митя тоненько постанывает, у меня трусы чуть не лопнули. Придержал себе там рукой. Чуть не задохнулся, возбуждение ли сказалось, желание ли задержать дыханье, чтоб себя не выдать. Не только в трусах, но и в груди чуть взрыва не случилось.

– Аркаша, родной, умоляю тебя, потише! Подожди, дай я сам. Хорошо так?

– Очень хорошо, милый мой. Да не бойся ты, дурачёк, не сдохну.

– Замолчи. Дыши, лучше, глубже.

А потом довольно долго ничего кроме частого дыхания и Митиных стонов. Хотел уже уйти. Вдруг Митя говорит:

– Ты объяснил бы ему, а то он чёрти-что о тебе думает. Обо мне, кстати, тоже.

– Выйдет толк какой-нибудь – скажу. Не хочу его попусту беспокоить.

– Он уже беспокоится, подозревает разные гадости.

– Адюльтер?

– Вот именно! Не смешно!

Папа, похоже, посчитал иначе, потому, что очень весело и громко засмеялся.

– Он думает, я половой гигант? Не знает, ещё, что сердчишко тоже так, или иначе, в процессе участвует.

– Ни скажи! В его нежном возрасте сердечные дела на первом месте. У меня, по крайней мере, так было. В каждом лёгком флирте, в каждом прикосновении большая любовь до гроба мерещилась.

– Да? А я в пятнадцать лет о любви вообще не думал. Исключительно о сексе. Озабоченный был, как кролик.

– И сейчас недалеко продвинулся.

– Просто такой сладенький мальчик и покойника возбудит.

– Всё, Аркаша, остынь, отдохни немного. – Судя по всплеску, Митя в бассейн нырнул. Я выглянул осторожненько – точно. – Иди ко мне!

– Неохота мочиться.

– Обожаю воду!

– Рыбка моя, а для кого я старался?

– Тебя тоже обожаю. И Шарика.

«А меня нет», – грустно подумал я. Папа будто услышал, что я о себе напомнил:

– Отпустим Колю на Новый Год? Пусть развлекается, где захочет. Можно им с друзьями поездку куда-нибудь организовать. Как считаешь? Не рано?

Так я и уехал, держи, папуль, карман шире. Так и оставил вас.

– Мне кажется, он не захочет.

Вот Митя меня понимает!

– Старый стал, не понимаю молодёжь. Я в его возрасте мечтал на волю вырваться, отдохнуть от родителей.

– Тебе за пятнадцать лет родители осточертели, а он с тобой сколько? Шесть?

Милый мой! Ты лучше всех всё чувствуешь и знаешь. Даже папа, оказывается, элементарных вещей не догоняет.

– Милый мой! Как ты всё понимаешь и чувствуешь! Лучше меня, дурака старого.

– Аркаш, иди сюда, поплавай со мной. – Папа шумно рухнул в воду. – Слушай, а надолго вообще всё это дело?

– С Ярославом? Не знаю, я его не тороплю.

– Ты хотя бы в зал его не пускал, переживает ребёнок.