Первый лучик солнца

– Уймись, – Степа встряхнул друга, пытаясь достучаться до него. – В этот раз обошлось, услышь меня!

Честно говоря, такого мужчину я видела впервые. У него словно встала пелена перед глазами, парень тяжело дышал и стискивал до хруста пальцы в кулаки. Злой, как тысяча чертей, он неотрывно глядел лишь на моего обидчика и сдерживался из последних сил, чтобы не кинуться на него с кулаками. Если бы взглядом можно было убивать… тот уже был бы мертвым.

Ощущая дрожь в коленях, присела на корточки, переживая, что в конечном итоге упаду на асфальт.

– Кто?… – буквально прорычал Ваня непонятный для меня вопрос, но тот его прекрасно понял:

– Это Островский. Я не знал… я… он сказал, что баба сама напросилась, что необходимо проучить… Откуда мог знать…

– Хватит мямлить, – Хмурый остановил поток слов мужика.

Иван глубоко вдохнул и лишь через секунду перевел взгляд темных глаз на меня. Я поперхнулась, видя плескающиеся в них убийственные эмоции. Это было даже страшнее, чем бороться с насильником, я просто не понимала, как теперь смогу смотреть ему в глаза, и что последует после. Горькие слезы покатились по щекам, затуманивая взор, быстро стерла их, не желая разрывать зрительный контакт. Кое-что было во всем этом… я снова упустила важную деталь, но какую?

– Просил же не ходить, – грубо пробасил Ваня и отвернулся, словно ему противно было даже смотреть на меня.

От обиды сердце панически сжалось, я почувствовала холод по отношению к себе и разревелась сильнее.

Я понимала, что поступила неправильно, но он хотя бы на минуточку мог задуматься, каково мне сейчас? Это ведь не безобидная прогулка по парку, страх до сих пор скручивал желудок в тошнотворный узел, а перед глазами толпа тех мужчин… их смех…

Дышать стало затруднительно, переживания душили, словно натянутая вокруг шеи петля и снять ее оказалось нереально. Я не выдержала накала эмоций и ощутила, как ноги совершенно ослабли. Подняться уже не смогла, просто рухнула на землю, наплевав на все: холод, грязь, боль… Мне просто хотелось свернуться в позе эмбриона, закрыть глаза и представить, что не было десять минут назад ничего! Не было и Вани, с осуждением в глазах, возможно даже, с каплей безразличия.

– Да что ж такое, – услышала где-то рядом голос Черепа. – Юль, поднимайся, все хо…

– Отойди от нее! – перебивая друга, со злобой в голосе прорычал Иван.

Я вмиг перестала плакать, нечто назревало, и мне это совершенно не нравилось. Между ними чувствовался накал страстей, грозившийся перерасти в потасовку или что-то похуже.

– Еще чего, – заупрямился Череп и подал мне руку. – Ну же, вставай.

Я заметила, как Ваня в один миг оказался рядом и грубо оттолкнул Степу, загородил меня собой, не давая тому даже возможности дотянуться. Это было… очень странно, похоже на ревность или нечто очень похожее на нее.

– Остынь, Петренко. Тебе не кажется, что ситуация снова повторяется? – спокойно заговорил Череп. – Перестань вести себя как мурло и обрати, наконец, внимание на свои чувства, один раз наш эгоизм уже…

– Достаточно, – Ваня перебил друга и повернулся ко мне.

Пока я переваривала короткий разговор, он поднял меня на ноги и крепко обнял, словно защищая ото всех на свете, дарил тепло и умиротворение. У меня не нашлось слов, просто обняла в ответ и поняла, что если сейчас его оттолкну, то лишусь половинки сердца. Конечно, было еще много всего между нами, и страх из-за прошлого мужчины никуда не делся, но я не могла его отпустить, как бы ни уговаривала себя.

Неосознанно я скользнула рукой по его груди и положила ладонь именно там, где был орел с вырванным сердцем. Ваня напрягся, а затем расслабился, выдохнул. Мне бы очень хотелось хоть как-то унять ту боль, которую он испытывал до сих пор из-за этих рисунков, ведь в них явно был вложен смысл, это не просто рандомные татуировки, а нечто большее. Память.

– Вань, – он взглянул мне в глаза и даже печально улыбнулся.

Я могла бы в ту минуту многое ему сказать, успокоить насчет Черепа, но злость на Островского и его поступок пока что перекрывала все остальное. Могла бы простить ему многое: обидные слова, откровенную, ложь, угрозы… но не попытку группового изнасилования! Этим он перешел черту моего терпения.

– Богдан поступил очень низко и гнусно, – Иван шумно вдохнул и кивнул, соглашаясь с моими словами. – Если это в твоих силах, не дай ему улететь из страны, я хочу написать на него заявление. Островский должен ответить за то, что натворил.

– Улететь? Куда это он намылился? – удивился Ваня. – Черт возьми, я уж подумал, ты захочешь выпросить для него пощаду, – выплюнул с отвращением.

– В Канаду. И мне кажется, что его рейс ночью или ранним утром. Уж слишком он был самоуверен, когда говорил мне, будто сумеет избежать наказания. Как я понимаю, в другой стране у него будет неприкосновенность, даже если и напишу на него заявление.

– Да не уйдет, гад, не успеет, – весело произнес Череп, потирая руки. – Пара звонков, и его тормознут прямо в аэропорту. Я об этом позабочусь.