Первый лучик солнца

– Нет, – Иван отпустил меня и повернулся к товарищу. – Я хочу лично посмотреть в его глаза, увидеть в них испуг и отчаяние. Никто не смеет безнаказанно угрожать мне или моей… любимой девушке.

Я снова едва не рухнула на землю после того, как услышала последнее предложение. Сердце забилось быстрее от признания мужчины, оно оказалось бальзамом на израненную душу. Чувствуя крылья за спиной, подошла к нему и, приподнявшись на носочках, поцеловала его. Ваня не ожидал от меня напора, напрягся, но уже через секунду перенял инициативу и целовал жадно, словно я была последним глотком воды в пустыне. Мы не могли насытиться друг другом, казалось, прошла целая вечность с тех пор, когда виделись в последний раз. Иван скользнул рукой по спине и прижал меня еще теснее, как если бы желал раствориться вместе со мной.

– А с этим-то что делать?

Нам пришлось прервать поцелуй под возмущенный вопрос Хмурого. Ваня оттеснил меня поближе к Черепу, а сам подошел к другому товарищу и со всей силы ударил моего несостоявшегося мучителя в живот. А затем еще пару раз. Я не могла наблюдать за этим, отвернулась и на ватных ногах пошагала к Степе. Чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, быстро задышала, надеясь унять взбунтовавшийся желудок.

– А помнишь, как мы познакомились? – внезапно заговорил он.

Я отрицательно качнула головой и теперь полностью сосредоточилась на нем, тошнота практически сразу отошла на задний план.

– Смешно было… ну, по крайней мере, мне. Мы тогда с пацанами мучили кошку за гаражами, а ты увидела и стала рыдать, что расскажешь все папе, а он нам всем еще покажет!

Чувствуя, как начинают от стыда гореть щеки, приложила к ним ладони и тихонько рассмеялась. Удивительно, но только сейчас вспомнила того озорного мальчугана-хулигана, который рос фактически на улице, хотя у него были родители, если их можно таковыми считать. Мы всегда называли его растрепкой из-за внешнего вида, а имя давным-давно выветрилось из памяти.

– Я даже в какой-то степени испугался, пока пацаны не рассказали, что нет у тебя никакого папы, и тогда ты еще сильнее заплакала.

– Мне было жалко кошечку, – помолчала несколько секунд, а потом договорила: – Ты так сильно изменился… – еще раз внимательно оглядела его, остановила взгляд на бандане и вспомнила про ожог.

Мне неловко было спрашивать, вдруг это что-то личное или болезненное, как у Вани, например. Степа жил через два дома от моего и, как мне казалось, после того дня всегда защищал меня, хотя и пытался показать, что так же, как и другие мальчишки, задирает девочку с косичками. Так было до тринадцати лет, а потом он пропал и… я стала постепенно забывать растрепку. Неудивительно, что теперь совершенно не узнала его.

– Если тебе станет легче, то я тоже не сразу сообразил, кто ты. Знаешь, тяжело даже через время забыть хорошее к себе отношение, хоть мне было… противно и обидно до слез принимать еду или одежду от тебя и твоей мамы, но не голодать же, в конце концов. У меня в этих дворах, районе, было много друзей, они все знали о плачевном положении, что порой приходилось спать во дворе на лавочке, только всем оказалось на нас… плевать. Кроме одной причудливой девчушки, любительницы бездомных кошек, блин.

У меня сердце кровью обливалось, когда он вспоминал детство. Конечно, я рассказывала маме тогда абсолютно все, и про Степу так же. Она ведь видела, что я постоянно таскала на улицу пирожки и печенье с конфетами. Маме стало жалко мальчика, даже пару раз позволяла ночевать у нас в коридоре. Это я сейчас понимаю, насколько ее поступок был рискованным и страшным, а тогда просто была рада, что мальчуган не замерзнет. Мало ли, что у того могло быть на уме!

Почему у меня сейчас закралось нехорошее подозрение по поводу девства Вани? Они же так похожи и явно знакомы уже очень давно, ох!

– А потом… куда ты пропал, вы переехали?

Череп рассмеялся, но смех, как мне показалось, выдался весьма печальным.

– Ага, переехал я, в детдом. У моих алкашей-родителей в конечном итоге забрали родительские права.

– Воркуете? – в наш разговор внезапно вмешался Ваня.

Он обнял меня со спины и поцеловал в макушку. Опираясь на него, расслабилась в теплых объятиях и на секундочку прикрыла глаза. Все же, именно с ним я чувствовала себя свободной и… желанной! Да, со Степкой у нас была когда-то давно дружба, но… я не чувствовала к нему абсолютно ничего, кроме доверия. Мы повзрослели, каждый пошел своей дорогой, все.

– Вань… а ты… тоже вырос в детдоме? – мне было сложно спрашивать, даже немного страшно, ведь мужчина держал прошлое за семью замками.

– Я не говорил, она сама догадалась, – Череп мгновенно поднял вверх ладони, так подозреваю, Иван одарил его убийственным взглядом.

– Это долгая история… мне сейчас некогда, поеду в аэропорт за Островским.

Ладно, он прав, на данный момент для меня было важно, чтобы Богдан не покинул страну. Я обернулась, быстро поцеловала его, давая понять, что мне не важно, где он рос, так как важнее всего его отношение ко мне и сыну.

– Тогда я пойду в полицию, напишу заявление. Если примут, конечно…