Первый особого назначения

— Это папины книги, — объяснила Таня. — Он разрешил тебе их брать. Только ты не потеряй, ладно? — добавила она.

Степка попросил что-нибудь «историческое», и Таня, взобравшись на стул, достала с одной из полок книгу «Чингис-хан». Степка этой книги еще не читал, а когда принялся за нее, прочитал, не отрываясь, и, придя к Тане через три дня, попросил еще.

Кроме книг, в библиотеке Таниного отца были еще большие альбомы с красивыми картинками на глянцевой бумаге. Каждый такой альбом состоял из картин какого-нибудь художника. Степка мог разглядывать эти репродукции часами. Ему уже были знакомы имена Репина, Васнецова, Сурикова, Левитана. Но о таких художниках, как Веласкес, Гойя, Рембрандт, Рафаэль, Тициан, Крамской, Федотов, Брюллов, он услышал впервые от Тани.

Таня знала почти все картины наизусть и могла даже рассказать биографии художников. Таня, как оказалось, знала очень многое. Но и сама она частенько расспрашивала о чем-нибудь Степку. Например, истории городка она не знала, и Степке пришлось водить ее к монастырю и к старинной церквушке рядом с кондитерской фабрикой, рассказывать о древних временах и о монахах, которые жили за монастырскими стенами. Кроме истории, Таню интересовало еще многое другое. Например, отчего визжат тормоза у автомобилей, почему вертолеты поднимаются с земли вертикально вверх, но могут лететь и вперед, хотя у них нет впереди винтов. Иной раз она задавала такие вопросы, на которые Степка ответить не мог.

Однажды Степка вздумал научить Таню языку глухонемых. И очень обрадовался, увидев, что она его очень легко запоминает.

Гриша… Гриша… Степка больше не заходил в мастерскую, узнав тайну.

Но вот как-то вечером, возвращаясь вместе с Таней из клуба, куда они ходили смотреть кинокартину, Степка встретил глухонемого мастера на улице, возле «Гастронома».

Гриша посмотрел на Степку с какой-то необъяснимой тревогой. Знаками он спросил, почему Степка больше не заходит к нему в гости. Наверно, он волновался. Пальцы его так и мелькали. Степка смущенно стал что-то объяснять, запутался, густо покраснел. Гриша только взглянул на Степку, потом — на Таню, потом — на Степку, и глаза у него стали вдруг такие грустные, что Степкино сердце сжалось от боли. Гриша переводил взгляд со Степки на Таню и словно говорил: «Понимаю… Тебе хорошо… Тебе весело и спокойно… У тебя занята каждая минутка, и тебе некогда зайти…» Этот тоскливый, все понимающий взгляд невозможно было вынести. Степка опустил голову. Мастер тронул его за плечи и «сказал»: «Ты заходи… — И добавил, взглянув на Таню: — Заходите вместе».

Оказалось, что Таня все поняла. По дороге домой она попросила, чтобы Степка рассказал ей о своей дружбе с Гришей. Скрепя сердце Степка рассказал.

— Так почему же ты к нему не заходишь? — удивилась Таня.

Так уже повелось, что, встречаясь утром, Таня и Степка не расставались до самого обеда. А если виделись после обеда, то так и были вместе до вечера. Вдвоем с Таней или, когда попадался кто-нибудь из ребят, то втроем или вчетвером они бегали на пруды к монастырю, лазили по развалинам. Как-то раз вместе с Пончиком, который захватил из дома фонарик, Степка потащил Таню в подвал под Вовкиным домом. А однажды даже из-за Тани взобрался на самую высокую башню на монастырской стене.

На эту башню по крутой каменной лестнице с шаткими ступенями, уходящими вверх винтом, могли влезть только самые смелые, самые ловкие ребята. Степка ни разу еще не решился подняться на нее. А Таня вдруг — прыг, прыг — в одно мгновенье исчезла в черном провале полукруглой дверной арки, и Степка опомниться не успел, как она уже кричала откуда-то сверху:

— Степа! Иди сюда! Посмотри, как красиво!

Степка поднял голову и загородился ладонью от солнца. Таня стояла на самой верхушке башни, держась за ствол тоненькой прямой березки, которая выросла, уцепившись корнями среди обрушившихся зубцов. Она и сама была похожа на березку, тоненькая, в легком белом платьице.

— Стой и не двигайся! — закричал Степка, опрометью бросаясь вверх по ступеням.

Задыхаясь, он взлетел на верхушку башни.

— Смотри, Степа! — с восторгом воскликнула Таня. — Вот красота!.. Отсюда можно прыгать с парашютом, как с вышки. Я в позапрошлом году прыгала, в Харькове, в парке культуры…

— Слетишь, вот тогда будет красота, — отдышавшись, сказал ей Степка.

Но вид с верхушки башни и правда открывался красивый. Город лежал внизу, сияя белыми домиками. Центр его был расчерчен улицами на ровные прямоугольники и квадраты. По окраинам дома рассыпались в беспорядке. Словно какой-нибудь веселый гигант швырял их горстями, и они по чудесной случайности все упали на землю крышами вверх. Иногда сквозь лохматую зелень деревьев ослепительной иголочкой колол глаза солнечный зайчик — это по улице пробегал автомобиль. В одном из дворов — Степка угадал, что на улице Чернышевского — кто-то гонял голубей. Птицы реяли над крышами легкой стайкой, дружно снижаясь, взмывая ввысь или делая круг, словно были связаны невидимой нитью.