Первый перевал. Стихи

Все ближе,
все четче,
как стук нарастая:
«Я стекла вставляю!
Я стекла вставляю!»
Шагает стекольщик
светло по земле
и солнце
весомо
несет
на стекле.
Идет, длинноногий
в усы улыбаясь:
«Я солнце вставляю!
Я солнце вставляю!»
Однажды
несчастье со мной приключилось
и мною любимое солнце
разбилось.
Сижу и без удержу
горько рыдаю…
И слышу вдруг голос:
«Я солнце вставляю!»
Окно
       распахнуть
                        торопливо
                                        спешу
и солнце
              стекольщика
                                 вставить
                                             прошу.
И снова я счастлив!
И солнце — в глаза!
Спасибо, родной,
за твои чудеса.
А голос все глуше,
как стук затихая:
«Я солнце вставляю!
Я солнце вставляю!».
Так сколько в нем света
и сколько зари,
чтоб каждому солнце,
как сердце дарить!

Подмосковные этюды

I

Березы ствол слегка надпилен.
В прозрачных каплях,
как в слезах.
Тропинки от высоких шпилек
как будто в галочьих следах.
К рукам листочки
Клейко липнут,
как леденцы к рукам ребят…
А там,
          на пне широком липы,
тетради с книжками лежат.

II

Деревья еще зеленые
и яблоки незрелые,
но чуть покраснели клены,
как мальчики несмелые.
И, солнечным залита светом,
затихла земля в тревоге,
как я в ожиданьи ответа
под взглядом,
                      вдруг ставшим строгим.

III

Среди песчаных берегов
течет Москва-река.
И солнца золоченый ковш
черпает облака.
А любопытная сосна
так выгнулась вперед,
что стала мостиком она,
над гладью синих вод.

IV

В голубые лоскутья изрезан
подмосковной земли небосклон.
А над серым,
                     усталым лесом
слышны черные крики ворон.
Ветер вдаль торопливо уносит
паутинки прозрачных дней,
и уже принимает осень
предоктябрьский парад журавлей.

«Живет она всеми любима…»

* * *

Живет она всеми любима,
чиста, как степное зерно.
Орчанка —
                 орлиное ими —
недаром девчонке дано.
Себя проявляя не скупо,
навек подарила судьба
монгольские
                    резкие скулы
и нежность
                  славянского лба.
Любовью не раз обойденный,
но верящий в светлый черед,
завидую парню,
кто в жены
девчонку такую возьмет.
И все же,
               мечтая о друге,
надежду глубоко таю,
чтоб эти прохладные руки
лечили усталость мою.

Ясак [1]

Понимаю и сердцем и разумом,
что недолги у счастья дни…
Твое имя прекрасное —
                                      Раузи —
чем-то радости светлой сродни.
Словно стрелы,
                         летящие лихо,
кто-то тучей
                    под солнцем пронес —
на меня опускается
                               иго
твоих черных татарских волос.
Знаю,
скоро опять в разлуку
унесет меня синий вагон,
а пока молодые руки
забирают меня в полон,
а пока в озорные трубы
с наслажденьем трублю я сам.
И твои
неумелые губы
заставляют платить ясак.

На Поклонной горе

А. Логвину