Читаем Первый психоаналитик в космосе полностью

Первый психоаналитик в космосе

Причем, надо сказать, сначала была у меня мысль написать о суде над Франкенштейном, это более фундаментальная фигура для мировой культуры, однако я этого делать не стал, потому что, в известных обстоятельствах, чудовище Франкенштейна может существовать без убийств, а зомби все время мучает зверский голод, которому они не в силах противостоять. Еще немаловажно — чудовище Франкештейна способно испытывать чувства, как вы помните. Оно мучается, отчего хочет отомстить своему создателю, способно умилиться ребенку перед тем как его убить и тому подобное. А история с зомби — это шоу для себя, как у Федора Михайловича… Кроме того, Франкенштейн не годится, потому что без женщины исключалась бы история мимолетного былого увлечения или, если хотите, любви…. Мне кажется, что я слишком подробно, потому что меня это как-то… хм… хм… интересует. Ну и издатели, опять же, предпочитают, как тут выяснилось, зомби… И еще на Франкенштейна какой-то что ли сложный копирайт… Так что, как-то вот так…

— Теперь вы можете задавать вопросы, — сказал модератор. — Вот вы, молодой человек.

— Да как вы смеете сравнивать себя с Толстым и Достоевским?

— Александр Николаевич, вы можете не отвечать на этот вопрос. Следующий…

— Можно ли использовать в интеллигентной беседе ваше выражение «пососите у слона»?

— Сколько раз? — спросил Шаповалов.

— Три.

— Можно.

…Корягин остался ночевать. Встреча со старыми друзьями приоткрывает какую-то забытую дверцу. Опять же, выпили. Он лежал в темноте, и воспоминания вдруг хлынули яркие, картинками.

Одно из воспоминаний

…Очень много места в полутемном холодильнике занимали сверток с сосисками и холодец. Авоська сдерживала пирамиду мандаринов. В доме готовились к празднику. Дверца, в которой стояла шеренга шампанского и лимонада, приоткрылась…

Вспыхнул яркий свет.

В холодильник засунули кошку.

Дверца захлопнулась.

Свет погас.

Кошка жалобно мяукнула.

…Лист бумаги в клетку висел на стене дома и озвучивался сам собою фальшивым голосом юного Деда Мороза.

Танька! Ты никогда больше не увидишь свою кошку Зинку, если не будешь дружить с Александром Шаповаловым. Если не будешь, то я увезу кошку на Северный полюс и там подарю другой девочке, которая будет меня слушаться. Еще ты должна больше не подходить к Кольке Корягину, он дурак.

Дед Мороз

Рядом с объявлением стояли жильцы.

— Житья от него никому уже нету. Кошка-то чем ему виновата? — старушка потрясла ручонкой перед мужчиной в мохеровой кепке.

— Уймитесь, мамаша, — поморщился мужчина. — У меня голова кружится.

— Кошка породистая! — старушка убрала руку в карман. — из Болгарии породу привезли… Всякой твари на свете жить хочется… Она же — киска… тварь живая. А вдруг он ее уже умучил до смерти?

— Ерунду, мамаша, не говорите. Он же ребенок, а не зверь.

— Гитлер тоже нормальный родился. А потом пошло-поехало. Начинается с малого, тут лягушку надул, там кошку повесил! — старушка выдернула руку из кармана и снова помогала словам. — И вот, пожалуйста — стал фашист!

— Хватит уже… — мужчина закрыл рот рукой и побежал.

— До Нового года еще вон сколько, а он уже никакой. И-эх, — старушка подняла голову вверх. — Эй! Колька! Сашка Танькину кошку в заложники взял!

Долго звенел звонок. Дверь, наконец, открыли, за ней стояли Коля и Таня.

— Вы чего? — спросил Сашка. — Я спал.

— Родители где? — спросил Коля.

— Ушли в гости. А что?

— Куда кошку дел? — крикнул Колька.

— Какую кошку?

— 3-и-инку! — заплакала Таня.

Колька отодвинул Сашку, пропустил девочку внутрь и прошел сам.

Сашка сидел в кресле, привязанный к подлокотникам. «На руках пиночетовской хунты — кровь тысяч замученных чилийцев…», — бормотало радио.

— Ну что, нашла? — Колька задумчиво смотрел на подушку, в которой были воткнуты иголки с нитками.