Первый роман

— Я могу теб впередъ сказать весь лексиконъ жалкихъ словъ подобныхъ господъ, — перебилъ жену Александръ Николаевичъ.

Юлія съ испугомъ взглянула на мужа.

— Ты, кажется, разсердилась? Ну, не сердись, разсказывай дальше. Чмъ же все это кончилось?

— Ничмъ… Я больше его не видала… Но и до сихъ поръ, когда увижу даже кого-нибудь похожаго на него — такъ сильно, такъ хорошо забьется сердце, такъ легка и радостна покажется жизнь.

— А что же съ нимъ сдлалось? Онъ ухалъ куда-нибудь?

— Я не знаю… Я не могла никого спросить о немъ, такъ какъ даже не знала его фамиліи. Но вс его «жалкія слова», какъ ты называешь, помню всегда и пронесу ихъ черезъ всю жизнь.

— И это ты называешь первой любовью.

— Я не знаю, любовь ли это… Знаю только то, что посл него я никого не любила, пока не встртила тебя… Знаю, что я всхъ сравнивала съ нимъ, съ его словами, съ тмъ, что онъ требовалъ отъ человка и человческой жизни.

— Все это рисовка, моя милая…

Она опять съ ужасомъ взглянула на него. Онъ снисходительно улыбнулся.

— Конечно, рисовка, — повторилъ онъ, — и пока за тебя думаютъ другіе — ты можешь предаваться этой рисовк. А если пристукнетъ жизнь съ ея заботами и бдами, тогда сама поймешь нелпость твоего «разумнія всего сущаго»… Ну, не сердись, не сердись…

— Я не сержусь, — горячо сказалъ она, вскакивая съ мста. — Мн страшно! Мн страшно, что мы съ тобой взялись всю жизнь идти рука объ руку и такъ не знаемъ другъ друга, и — главное — такъ не понимаемъ одинъ другого.

— Я никогда не говорилъ того, чего не чувствовалъ, меня легко было узнать… Я не выношу рисовки и говорю только то, что думаю… Я не боюсь ничьего суда и никогда ни передъ кмъ не ломаюсь… И съ тобою я былъ всегда безъ маски, и ты знала, за кого выходила…

И вдругъ, перемнивъ тонъ, онъ ласково сказалъ:

— А, въ самомъ дл, почему изъ всхъ ты выбрала меня?

— Ты сразу понравился мн.

— Чмъ же?

— Не знаю, какъ опредлить… Кажется, твоими близорукими глазами… Когда тебя представили мн, ты такъ посмотрлъ на меня изъ-подъ очковъ, что мн вдругъ стало весело… Да и вообще ты мн сразу сталъ милъ, и не люблю я, когда ты напускаешь на себя это…

— Что это? — спросилъ онъ.

Она не сумла ему отвтить и только сказала:

— Нтъ, нтъ, ты другой…

А онъ, взявъ ее за об руки, спросилъ снисходительнымъ тономъ, точно говоря съ ребенкомъ:

— А если я не другой, а именно такой, какимъ кажусь? Что ты сдлаешь со мной?

Она молчала.

— Конечно, уйдешь отъ меня? — шутя спросилъ онъ.

Она серьезно и грустно прошептала:

— Да.

Но, видя какъ онъ весь поблднлъ и заволновался, она, стараясь казаться спокойной и веселой, сказала ему:

— Разскажи мн и ты своей первый романъ.

— Съ удовольствіемъ, — радостно отвтилъ онъ, счастливый, что она не придала серьезнаго значенія ихъ разговору.

— Вотъ садись сюда и разсказывай.

Юлія усадила мужа рядомъ съ собой и взяла его руку въ свои.

— Ну говори…

Онъ поцловалъ ея руку и молчалъ.

— Что же ты?

— Ты думаешь это легко? весело сказалъ онъ. Надо вспомнить, кто была первая… Я думаю «первый романъ» — это все-таки Маша… Мн тоже, какъ и теб, было тогда пятнадцать лтъ… Горничная моей матери разбаловалась, состарилась и ничего не успвала длать. Ршили взять ей помощницу — подгорничную… Я какъ сейчасъ помню, какъ привели наниматься эту Машу: здоровенную двку лтъ двадцати двухъ, пучеглазую, краснощекую… Я уже съ первой минуты не могъ видть ее равнодушно… И вотъ…

— Замолчи, замолчи! — испуганно прошептала Юлія и закрыла лицо руками.

1902