Нити, пронзающие артефактную сталь, вибрируют, и клинок с хлопаньем взрывается. Бах. Булатный литой меч лопается, словно пустая соломка. А назревавшая атака уходит вниз — на самого атакующего, и Моржов заживо сгорает в бушующем куполе огня. Приспешники его отшатываются в ужасе, мои же бойцы, наоборот, воспряли духом.
А я кричу в праведной ярости запуганным Моржовым:
— Либо вы сдаетесь, либо сейчас умрете!
Тут же раздается лязг брошенного на плиты пола оружия. Моржовы бросают автоматы с пистолетами, падают на колени и закидывают руки за головы. Люди Богатырева не теряются, тут же принимаются их связывать. Сам Богатырев в голос требует оператора турелей и приказывает ему отключить защиту усадьбы. Меня же интересует сейчас другое.
— Кто первый наследник? — оглядываю поникших людей.
— Я, — гордо вскидывает подбородок широкоплечий мужчина с отвислыми отцовскими усами. Стоит на коленях, его связали за руки одним из первых. — Еремей Степаныч Моржов. Хочешь меня убить — убивай, но остальных пощади как обещал.
— Не помню, чтобы обещал жизнь твоим людям, — хмыкаю, и он мрачнеет. Усмешка пляшет на моих губах. — Филин, развяжи его. Пускай ко мне ковыляет.
Гвардеец слушается, и спустя минуту ко мне подходит здоровяк. Я же подбираю с пола рукоять с торчащим осколком клинка. Увидев семейную реликвию в моих руках, Еремей в бессилии сжимает кулаки. Лицо усатого нервно перекашивается.
Забавно. Не будь во мне биокенетики, этот богатырь запросто бы мог свернуть мне шею, как гусенку.
— Твой отец был глупцом и поднял оружие на царскую кровь, — с широкой ухмылкой сообщаю правду. — За что и поплатился. Тебе я даю выбор: или ты клянешься мне, Михаилу Федоровичу Романову, и моему роду в верности на крови и душе, или весь твой род этой ночью умрет.
Бросаю к его ногам обломок. Мужчина со вздохом поднимает его, делает надрез на ладони. Затем произносит, задыхаясь от ярости, смотря на меня налитыми кровью глазами:
— Я клянусь тебе, Михаил Федорович Романов, и всему роду Романовых в верности на душе и крови! — чуть ли не выплевывает он мне в лицо. Усы парня топорщатся от бешенства.
Я же только шире усмехаюсь. Насколько же легко современники дают клятвы, от которых зависит их посмертие.
— На случай если думаешь, что слово дворянина ничего не значит, — я чуть шевелю пальцами, коснувшись ментальных струн Моржова. Еремей тут же с хрипом падает на колени, хватаясь за грудь. Судорожный хрип вырывается сквозь стиснутые зубы. — То вот тебе доказательство твоей ошибки. Советую держаться своих слов, новый глава, иначе сдохнешь как пес. Уяснил, Моржов?
— Д-да, — надрывно дыша, кивает.
— А теперь веди из убежища своих жен и детей.
— З-зачем?! — хрипит Степан, вскинув головой. В глазах больше нет ярости, только безграничный ужас за родных. — Романов, зачем?!
С кривой улыбкой сообщаю:
— Затем, что так велел твой царь.
В течение следующих получаса мне приносят «клятву души» три жены и пятеро детей нового главы рода Моржовых.
— Кла-кла-кла-кла… — настырное тихое щелканье клюва раздается прямо под ухом. Не проснуться невозможно. Тем более что поэтому Варяга я и оставил в своих покоях. Чуткий слух грифона не позволит супостату незаметно подкрасться ко мне.
С неохотой разлепляю веки. За окном звездная ночь, к боку прижалась обнаженная Фрося, мурча во сне. Закинула на меня стройную ножку, ручку тоже. Эх, что за неуважение к царю.
Днем девушка вместе с Варягом приехала в усадьбу Лазаревых. Привезла грифенка по моему приказу. Я же полдня провозился у Моржовых. Делал внушению Еремею, разъяснял расстановку сил своего нового рода. А под вечер, когда добрался до Лазаревых, крестьянка уже была здесь. Ну и завалился с ней сразу спать.
Варяг кометой бахается на подушку рядом с моей головой и хлопает золотистыми крыльями, отсвечивающими в лунном свете.
— Кла-кла…
— Тише, — буркаю, и грифенок замолкает, увидев, что наконец добудился до хозяина. Спрыгивает на пол и шурует под кровать. Зверенышу там полюбилось спать.
Ну, Варяг! Ну, животное! Разбудил царя, а сам, значит дрыхать пошел? Да что не так с нынешним поколением! Вот раньше было золотое время: и маги сильнее, и слуги вернее, и урожаи плодоноснее, и трава зеленее, и небо голубее… Эх, да ладно, что уж теперь.
Я направляю биокинетический импульс в уши, включается усиленный слух. Под моей дверью шушукаются две легконогие особы.
— Чего здесь шляешься? — злое шипение Радмилы невозможно не узнать.
— Я…я водички попить…на кухню шла, — растерянный шепоток Ады.
— Как же водички! — рассвирепела блондинка. — Кухня в другой стороне!
— Но я…
— Романов мой! Шагай отсюда!
Небесные блудницы, да что же такое! А хочется мне вообще женщину? Прислушиваюсь к себе. Ммм… Одну можно. Душ я порядком съел, а это усиливает либидо.
Со вздохом вылезаю из-под заворочавшейся Фроси и как есть нагишом шагаю к коридору. Распахиваю дверь и смотрю на разом обомлевших девиц. А я стою перед ними в лунном свете, чешу подмышку и широко зеваю. И кого же выбрать?