Первый Рубикон

—Да, да, — уныло подтвердил Кальвиний-младший. — Здесь у них сборный пункт сыщиков и агентов. До пыток они держат захваченных у костра, а после режут, как свиней, и бросают в общую яму, Нас узнал твой раб и вместе с сыщиком привел сюда...

—Негодяй! — разогнулся Цезарь, бросая в Беота пылающую головешку. — Эгей, придуши его!

—Как? — замялся грек. — Прямо здесь? Руками?!

Беот сорвался с места и бросился бежать.

—Эх, ты! — услышав, как захлопнулась дверь за бывшим возницей, накинулся на Эгея Цезарь. — Упустить такого мерзавца!..

—Ну, вот и все! — с горечью усмехнулся Кальвиний-младший.— Напрасно ты трудился, развязывал нас. Сейчас они вывалят из дома, и...

—Напрасно? — озираясь, переспросил Цезарь и вдруг радостно воскликнул. — Ну,  нет! Мы еще сумеем постоять за себя!

— Вчетвером против четырех десятков воинов? На открытой местности, безоружные против мечей и стрел? Нет, Цезарь, это тебе не Фермопильское ущелье*... — покачал головой Кальвиний-старший.

—А ну, Эгей, взяли! — закричал Цезарь, хватаясь за конец лежащего у костра бревна.

— И вы тоже, — накинулся он на Кальвиниев. — Подпирай дверь! Живо, живо!!!

Отец и сын мигом поняли, что задумал Цезарь. Подняв тяжелое бревно, пленники сулланцев вчетвером подошли к дому. Из-за двери услышали шум возбужденных голосов, но прежде, чем она распахнулась, они успели подпереть ее бревном. Внутри раздались крики и угрозы.

—Ну и чего мы добились? — спросил Кальвиний-старший. — Отсрочки казни на несколько минут?

—У них быстрые кони, — подтвердил его сын. — Это только разъярит их и во время пыток принесет нам еще большие страдания.

—Ну, нет, только не нам!

Он метнулся в темноту и возвратился с охапкой валежника, приготовленного для домашней печи.

—Эгей! — позвал он, показывая глазами на костер.

Раб понял его, но замешкался.

—Господин... — пробормотал он. — Там могут быть невинные люди — семья хозяина, его дети!

—Выпустить их, а заодно и сулланцев?— хмуро уточнил Цезарь. — Ну, что стоишь?

Повторить приказ?

Эгей засеменил к костру и вернулся с горящим поленом.

—Поджигай! — коротко приказал Цезарь, кивая на груду сушняка...

Пламя весело побежало по сухим веткам. Не прошлой двух минут, как его разросшиеся языки жадно лизали дверь и стены, за которыми на все голоса вопили сулланские воины.

—Пожар? — вскинулась спросонья Корнелия, когда Цезарь сел в повозку и поправил на ее плече сползшую накидку.

*Фермопильское ущелье - узкий проход между Фессалией и Центральной Грецией, который в течение нескольких дней 480 г. до н.э. триста спартанцев защищали от целой армии персов.

—Да, — задумчиво кивнул он. — Придется поискать другой постоялый двор. С более сговорчивым хозяином.

—А найдем? — закрывая глаза, спросила Корнелия.

Цезарь не ответил ей и долго смотрел на взметнувшееся к небу пламя, прежде чем дать знак Эгею следовать дальше....

Он еще не знал, что его тетке с помощью жриц-весталок, имевших право на заступничество, всесильных родственников удастся вымолить для него помилование у Суллы. Еще не ведал, что диктатор, уступая просьбам, воскликнет: "Ваша победа, получайте его, но знайте: в этом Цезаре таится сотня Мариев!" Не мог пока и вообразить, что через год Сулла неожиданно для всех сложит с себя диктаторские полномочия и удалится в свое кампанское имение, где и умрет через несколько месяцев. А он, Гай Юлий Цезарь, пройдя через новые поражения и победы, через двадцать лет сам станет Верховным Понтификом, затем консулом, триумфатором, породнится с Гнеем Помпеем, выдав за него свою дочь Юлию, и сдружится с Крассом. Через тридцать — покорит Галлию, взяв штурмом более восьмисот городов, и уничтожит, превратит в рабов два миллиона человек, а затем начнет опасную борьбу за власть над своим народом. Но это будет через долгих тридцать пять лет.

....А пока он, превозмогая очередной приступ лихорадки, мчался сквозь усиливавшийся дождь по Сабинской области. И к его плечу тесно прижималась Корнелия, которая, несмотря ни на что, чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.