Первый шаг Некроманта

— Здравствуй Артëм, как твоë здоровье? — Скаржинский сидел подле Ольги Дмитриевны и что-то ей рассказывал до моего прихода, потому и обернулся вполоборота.

— Кажется, зелье Феликса окончательно меня излечило, — соврал я, наливая себе чая из самовара, Ломоносов тоже был тут и вежливо со мной поздоровался. — Думаю больше нет смысла его пить, мне ни горячо, ни холодно.

— Здравая мысль, да Ольга Дмитриевна? — помог мне Володя, и та нехотя согласилась.

— Хорошо, Артëм, можешь больше его не принимать.

— Тогда отдай, пожалуйста, Феликсу его саквояж. Он очень сокрушался потерей своих склянок.

— Увы, но мы его выбросили, — отпив из блюдечка, ответила баронесса.

— Как выбросили? — я не понимал, зачем это делать.

— Я забрала только твои зелья, а остальное уничтожили. Мы думали, ты умираешь, все были тогда на эмоциях, — холодно сказала хозяйка поместья.

— Иван Сергеевич, а можете нам, что-нибудь спеть? Вы так хорошо играете на фортепиано, — вдруг вклинилась Анна.

Ломоносов чуть не поперхнулся.

— Боюсь, с моими лëгкими это будет проблематично.

— Ну не будьте вы такой букой, пожалуйста, — она умоляюще перевела взгляд на маман, и та учтиво присоединилась к просьбе дочери.

— Если вас не затруднит…

— Всего один раз.

— Вам сложно отказать, Анна Борисовна.

Он снял с себя нагрудник и прошëл к музыкальному инструменту. Немного поводил пальцами по клавишам, привыкая к ощущениям, и затем выдал медленно текущую грустную мелодию.

Все разом перестали есть и смотрели, как длинные пальцы Ломоносова рождают столь приятные уху звуки. Анна даже подсела рядом и принялась играть знакомую мелодию в четыре руки.

Голос у Ивана оказался неплох: крепкий баритон, а у сестры хрустальное вибрирующие сопрано. Они в дуэте запели неизвестную мне песню, но не еë содержание было мне интересно, а натянутая фальшивая улыбка Владимира, с которой он якобы покровительственно слушал этот концерт.

Его выдали глаза, слишком жадно поедавшие силуэт Анны и недобро блестевшие при взгляде на Ивана Ломоносова.

Может, Скаржинский и верил в меня, но теперь я понял изначальную его цель, ведь любовь — суть то же безумие.

Глава 23 Друг юности

Царское село, Екатерининский дворец, приёмная шефа Охранного отделения графа Шувалова.

— Да, входите. Садись, Боря, ну как твои дела рассказывай? — пухловатый мужчина в коротком парике «типет виг» с завитыми волосами и чёрной лентой сзади поднялся и душевно пожал руку вошедшему.

Им был Борис Барятинский, выехавший прямиком из Москвы в Питер по срочному запросу. Он уже месяц обивал пороги знатных друзей в попытке заключить контракт на места силы, но, увы, всё безуспешно — многие ссылались на чрезмерную загруженность, другие прибеднялись, а третьи не видели барона в упор. С того дня как его род попал в опалу старого императора, от Барятинских много кто отвернулся.

Сейчас престол занимал Павел VII, и, хоть он и не одобрял политики отца, многие ждали официальной позиции Его Величества — как он скажет, так и будет. А пока Борис чувствовал себя выброшенным в штормовое море. Вот-вот на его корабль со всех сторон обрушаться волны. Другие, менее перспективные рода, если не выказывали им неуважения, то уже совсем не боялись прославленный клан.

— Спасибо Петь, у меня всё хорошо, ничего особенного. В последний раз мы с тобой виделись на восьмилетие Артёма — подрос крепко младший, смена моя… А у тебя что нового?

Глаза чиновника смотрели строго, как два чёрных уголька — такие можно увидеть у столетних воронов. Казалось, он высматривал в тебе всю суть, отделяя словесную шелуху от реальных дел и личных качеств.

— Тяжело, Борис Олегович, особенно когда бывший однокашник и друг врёт тебе и не краснеет.

— Да ты что такое говоришь?

— А вот что, — потряс головой Шувалов, из-за чего искусственная конструкция на макушке едва заметно сместилась влево. — Не надоело по Москве пороги оббивать? Чего ко мне сразу не пришёл? Гордец какой.

— Уже в курсе, значит? — нахмурился Борис и как будто напитался весь усталостью и заботами: взгляд потяжелел, между бровей проступил напряжённый валик.

— Боря, мы охранное отделение, а не какая-то там контора — это наша обязанность всë знать. Ну конечно, я был в курсе с самого начала, но помня твой тяжëлый характер… В тебя невозможно запихнуть помощь, ведь откажешься. Невыносимо быть настолько сложным человеком.

— Ну, так что же ты со мной возишься, Петь? Дай, как и все, пинка под зад — будет что обсудить при дворе, — огрызнулся вдруг Барятинский.

Граф Шувалов задумчиво постучал золотым портсигаром по дубовому столу, а потом строго ответил.

— Обижаешь ты меня, Борис. Кабы не знал я тебя… Твои достоинства, верность Отчизне… Ничего не забыто, слышишь? Что мне эти шакалы, накинувшиеся на тебя? Неужели ты не видишь — новая Россия строится, куëтся этими вот руками, — он так сильно сжал портсигар, что тот смялся в бесформенный комок, а табак просыпался на стол.

Борис неожиданно улыбнулся.

— А помнишь, как ты речь толкнул перед новенькими, когда мы Брешь закрывали?