Первый шаг

— Ничего себе, — сочувственно казала я.

— Это еще не все, — хмыкнул Хельги. — Еще мне нужна рецептура. Алхимические формулы всех этих жидкостей, твердостей и прочих… притираний! И это в сравнительной характеристике, представляешь? Бегаю я по женскому этажу, стучусь во все комнаты и этак вот: «Извини, подруга, рецептик помады не дашь?» Адепты животы надорвут!..

— Спроси у Полин, — посоветовала я. — Она смеяться не станет.

— Не-а… — Вампир дотронулся до розового отпечатка на щеке. — Видишь? Это теперь не смывается. Нужно найти каждую адептку, которая меня… ну…

— Понятно, — с усмешкой кивнула я.

— И у каждой взять свой рецепт!.. Нет, ты это себе представляешь? И это все я стану читать перед адептами, в каждой группе! Хорошо тебе — с мгымбрами!..

— Это как посмотреть, — мрачно сказала я. — Про них писать больше.

— Зато ты женщина! Слушай, может, поменяемся, а?

— Не получится, — помотала я головой. — Рихтер не позволит.

Хельги засопел.

— Ты знаешь, — наконец сказал он, — а идея зверского убийства нравится мне все больше и больше…

— Тоже не выйдет, — хладнокровно возразила я. — Опыта недостанет… хотя нет, какое там, опыта как раз будет навалом. Только немножко не с той стороны.

Вампир пригорюнился.

— Нет, — с надрывом сказал он, — хоть чем-то же этого… этого… хоть чем-то его пронять можно?!

Я красноречиво пожала плечами.

Мэтр Буковец, как и положено истинному педагогу, не обманул ожиданий своих учеников. Нотация, прочитанная им, была решительно достойна лучших слушателей, чем похмельный вампир и нервничающая адептка. Впрочем, даже на нас она произвела должное впечатление: к концу полуторачасовой проповеди я почти прониклась осознанием всей глубины своего морального падения, а Хельги практически проковырял носком сапога аккуратную дырочку в ореховом паркете директорского кабинета. Совесть, топорща острые когти, грозилась процарапать в моей душе точно такую же дырку. Еще бы. Одного взгляда на магистра Буковца — бледного, несчастного, с умным и печальным взглядом, точно у несправедливо наказанного спаниеля — хватило бы, чтобы чуть менее подготовленный морально адепт пал на колени и, взывая к памяти предков, поклялся бы, что нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах не повторит столь глубоко расстроившего любимого наставника поступка.

Но мы с Хельги были стойки. Кроме того, я отлично знала, что подобный вид присущ директору от природы, и, следовательно, все претензии ему стоит предъявлять родителям, а отнюдь не адептам. И вообще, меня гораздо больше занимали две вещи: предстоящий доклад и судьба моего мгымбра.

Я попыталась прояснить второе, как только освободилась: битых полчаса я искала Кренделя по всей школе, но никак не могла найти. По крайней мере, воплей никто не слышал — и то ладно.

Хотя с опытом нашего магистра это ни о чем не говорит.

Поняв, что эта тайна временно окутана мраком, я вернулась в комнату, где застала Полин за генеральной уборкой, призванной ликвидировать все следы вчерашнего гульбища. Алхимичка обрадовалась мне как родной: прикинув масштабы уборки, я мигом поняла все причины этого внезапного яльголюбия. Пришлось помочь — как-никак мой мгымбр внес в итоговый раздрай немалую лепту.

Покончив с домоводческими делами, я вспомнила про наказание. Доклад о двадцати пяти видах мгымбров безмолвно вопиял, а на заднем плане робко маячило домашнее задание, скромно уточнявшее у меня, насколько я нуждаюсь в неприятностях. Неприятностей мне и так хватало. Видят боги, не стоило осложнять отношений с преподавательским составом из-за не сданной вовремя домашней работы.

От души помянув изобретательного магистра, я закинула в сумку пару свитков чистого пергамента и чернильницу с пером, минуты через три библиотечная элементаль гостеприимно распахнула передо мной дубовые двери.

Мгымбров и впрямь оказалось двадцать четыре вида. Мгымбр чешуйчатый обыкновенный, мгымбр чешуелапый, мгымбр тропический летающий, мгымбр черный складчатый (он же мгымбр лыкоморский), мгымбр оранжевый дальноплюйный — вот лишь некоторая часть этой огромной бестиологической рати. Соответственно и работа над докладом вместо ожидаемых полутора часов отняла у меня две с лишним недели: когда я закончила, дождень месяц уже перевалил за середину. Весь доклад занял полсотни пергаментных листов; вспомнив про подобающее оформление работы, я заклинанием склеила все листы в один длиннющий свиток. Теперь, когда я разворачивала его, конец этого вместилища мгымброведческой мысли терялся где-то у меня под ногами, а когда я правила текст, начало его живописно свешивалось с той стороны стола, подчас доставая и до самого пола. Выглядело это все донельзя эпатажно. «Поглазеть на Яльгу» ходили адепты со всех факультетов; народ почтительно толпился вокруг моего стола, на дерзнувших же подойти ближе я рычала, точно голодный мгымбр (белый, полярный). Всем и без слов было ясно: если мне оттопчут свиток, я убью виновного на месте. Ну или возьму в соавторы.

Еще вопрос, что было бы хуже.