Первый шедевр

– Тебя так долго убеждали, что ты не виноват. И ты заучил это как мантру. Сделал это своим жизненным кредо.

Щелк! Звук отозвался откуда-то сверху, где и светил невидимый прожектор.

– Мама умерла из-за издевательств отца! – возразил Грег.

– Нет, малыш Грегори, отец бил только тебя, и только тогда, когда твоя мамаша покончила с собой. Ее шизофрения протекала почти незаметно для окружающих, но только не для ее семьи. Вы оба знали, что у нее депрессия, но никто не смог ей помочь.

– Я не знал!

– А это и не имеет уже значения. Дети страдают за грехи родителей. Как давно ты общаешься с мертвым человеком в своей голове? Твоя мать ушла из жизни, не причинив кому-либо вреда, а вот ты… Как сказал тот мужик? Серийный убийца?

– Я не больной! Я не больной!

Темнота странно завибрировала вокруг кружка света. Грег впервые взглянул на свои руки: ногти на грязных окровавленных пальцах были сорваны и расколоты. Свет над головой замерцал.

– Ты не больной, малыш Грегори. Ты сделал свой выбор, и ты его придерживаешься. Но у тебя есть заказчик, а значит, есть работа.

С жутким грохотом из чрева тьмы выкатился мольберт с огромным белым холстом, примерно того же размера, что и первый шедевр Грегори. Сверху опустились длинные кожаные ремни, словно змеи обвили руки и шею художника, вздернув его. Теперь он лишь носками босых ног касался холодного бетонного пола.

– Что ты делаешь? – прохрипел Грег.

– Я ничего не делаю. А вот тебе стоило бы начать.

– Что начать?!

– Свой новый шедевр. В который ты вложишь всю свою душу!

– Как?! Как я смогу его написать?

– Свой первый шедевр ты написал чужой кровью. Теперь у тебя нет иного выбора среди других красок. Ты здесь один.

Белая поверхность холста превратилась в зеркало, и в нем Грегори увидел свое лицо. Глаза затуманены трупным бельмом, на сине-бледной коже давние трупные пятна, а разорванный рот был начисто лишен зубов. Увидев нового себя Грег натужно замычал, спугнув зеркальную гладь холста – теперь он снова стал обычным белым листом.

– Можешь начинать, малыш Грегори. У тебя много времени. Наш заказчик никуда не торопится, – Тимоти Кук развернулся и ушел в глубину тьмы, оставив подвешенного Грегори перед чистым холстом.

Свет гаснет.

Щелк.

Эпилог

Рэй Милт накладывал мясные консервы в небольшую миску на кухне в своей небольшой квартирке. Солнечный свет заливал опрятную кухню и гостиную, где царили абсолютный порядок. Виниловый проигрыватель играл легкий джаз.

– Джиз! Где ты, падла, притаился? – Рэй, согнув больную спину, постучал миской о кафельный пол.

Со спальни выкатился толстый черный кот с зелеными глазами, мяукнувший на зов. Он с громким мурчанием принялся за лакомство.

– Не торопись, не то кишки опять сведет.

– Мау!

– И ветеринар обходится недешево. Не забывай, что папа теперь на пенсии.

– Мау-мау-мау, – зачавкал кот.

Сквозь музыку прорвалась трель дверного звонка. Рэй, опираясь на тонкую трость, захромал к двери. На пороге стоял Иезекииль, поприветствовавший Рэя скромной улыбкой.

– Изи, добрый день! Вы добрались даже слишком быстро. Проходите, – он пропустил его в квартиру и крепко пожал руку.

– Дороги свободные, да и есть что обсудить, – Иезекииль потряс газетой. – Вы теперь звезда, Рэй!

– Люди забудут об этом с выпуском свежих газет, – Рэй сверкнул железным зубом.

– Вероятно вы расстроены, что он избежал тюрьмы? – сказал Изи, усаживаясь на диван в гостиной.

– Главное, что его изолировали от общества. Парень явно нездоров, возможно, он проведет в стенах клиники всю оставшуюся жизнь.

Иезекииль достал небольшой портсигар и принялся скручивать толстыми мозолистыми пальцами самокрутку. В комнате запахло ароматным табаком. Рэй на открытой кухне заваривал чай.

– Рэй, я должен вам признаться, – тихо произнес Изи.

– В чем же? Вы его пособник?

– Скорее вдохновитель… Я узнал его по фотографии. Хоть он и сильно изменился…

– Что вы имеете в виду?

– Я с ним встречался. Пару раз. Именно я подсказал, как избавиться от трупа, – Изи поднял руки вверх, виновато улыбнувшись.