Первый шедевр

– А теперь расскажи моей жене, что ты сотворил с моим трупом, сраный ублюдок.

Мир из человеческих глаз, разъедающих его жалкое тело, сжимался, набрасывая удушающие петли на его руки, ноги, шею. Шевелиться и даже дышать почти не получались, напряжение сводило мускулы, пот щекотал спину. Вибрации костей выталкивали наружу его душу, затуманенное сознание готово отключиться.

– Не смей, мразь! Тебе отвечать перед ней! Перед всеми нами! – заорал Куки ему в лицо, разбрызгивая слюни и кровь на лицо.

– Отвечай! – заорала женщина, мальчик на ее руках вздрогнул и заплакал.

– Он напал на меня! – неожиданно для себя воскликнул Грег.

– Я не нападал! Просто предложил расслабиться!

– Ты лжешь! Он не сделал бы такого!

– Он держал меня на прицеле! – Грегори готов был расплакаться.

– И вы, мистер Бойл, его убили в попытке защитить себя, – раздался за спиной вкрадчивый мужской голос.

Грегори боялся обернуться, лишь слегка повернул голову, не сводя глаз с женщины. Мужчина со шрамом в сопровождении двух констеблей ковылял к свету прожектора, опираясь на свою нелепую трость. Но шел уверенно, даже слишком.

– Да, мистер Бойл, в дом сэра Николаса Стоуна, где вы остановились с его дочерью Оливией, вломились воры. Никто не ожидал вас там застать, но зато вы застали врасплох Тимоти Кука. Он навел на вас револьвер, – детектив сложил пальцы пистолетом, прицелившись в Грега. – А вы проткнули ему артерию острым предметом. Полагаю, это был инструмент для нанесения масляной краски.

– Мастихин! Этой маленькой херовиной он меня и заколол!

– Но вы не стали сообщать об этом в полицию. Почему? Потому что вы, мистер Бойл, сотворили своей первый шедевр, – детектив сделал театральный жест рукой в сторону картины. – Вы боялись его потерять, заявив о преступлении против себя. И поэтому уничтожили все улики, в том числе и тело. Я ведь прав, мистер Бойл, тела Тимоти Кука больше нет?

Художник стоял неподвижно, стиснув микрофон до белизны костяшек пальцев. Неспособный что-либо сказать.

– Я осмотрел место преступление и нашел зуб, ДНК которого совпадает с образцом крови с этой картины. И с ДНК Кука. Но сегодня я увидел еще две картины, написанные кровью, как я понимаю, еще живых людей. Значит, вы не остановились на достигнутом, вошли во вкус. Вы перешагнули черту, из жертвы обстоятельств вы превратились в серийного убийцу, Грегори.

– А этот парень мне нравится! – воскликнул Тим.

– Я полагаю, раз вы недавно вернулись из Нью-Йорка, еще две жертвы вашего искусства были принесены именно там. Грегори, что же вы молчите? Вам больше нечего бояться – вы во всем уже сознались, – детектив вытащил диктофон. – Уверен, что эти картины тоже расскажут о всех ваших преступлениях. Что вы сделали с телом Тимоти Кука?

Ослепляющий свет выжигал глаза, которые он закрыл, надеясь, что весь этот кошмар ему просто привиделся. Он попытался считать про себя от ста, но пощечина вывела его из оцепенения.

– Смотри мне в глаза, ублюдок! – прокричала женщина, ребенок заревел во все горло.

– А у меня боевая жена! Отвечай ей!

Вместо ответа Грегори применил последний жест отчаяния – попытался сбежать. Вытаращенными от ужаса глазами он искал выход, но один из копов грубо схватил его за локоть и бросил через бедро. Удар об пол. Сознание выключилось.

Щелк.

Пятно света в темном подвале. Он поднял тяжелую голову, ожидая увидеть раскачивающуюся под потолком женщину, но ее, к счастью, не было. Просто кромешная непроницаемая темнота, в которой он был один в луче желтого света. Грегори попытался встать, но ноги его не слушались, максимум, чего он смог добиться – опереться на руки. И в таком положении он пытался что-либо рассмотреть во тьме.

– И вот ты снова один, малыш Грегори. Брошенный и забытый. Не нужный ни матери, ни отцу, ни жене, ни ребенку, которого ты даже не увидел.

– Я умер?

– В каком-то смысле ты уже давно мертв, малыш Грегори.

– Я имею в виду физически…

– Что толку от физической оболочки, если твое сознание мертво и разлагается. Так ведь было с твоей матерью?

В круг света вошел Тимоти. Его лицо уже не выглядело мертвым – он был чист, опрятен, а глаза были живые, не покрытые как раньше трупной белизной. Он улыбнулся, обнажив слегка кривые зубы.

– У вас с твоей покойной матерью много общего, знаешь ли. Но в своей болезни она убила себя, а ты…

– Про какую болезнь ты говоришь?