Первый шпион Америки

«Лишенцы», как их теперь называют в России, становится самым модным словом. Им может стать каждый, потому что этот вопрос решают местные Советы, а они могут зачислить в лишенцы любого. Как мне рассказывал один житель Твери, его определили в лишенцы лишь на том основании, что тот в присутствии председателя районного Совета робко высказал свое возмущение новыми порядками.

— Еще хорошо, что не расстреляли, — сказал мне этот тверянин, — а то могли бы и расстрелять.

Почти при полном отсутствии госторговли существует широкая система черных рынков, благодаря которым и живет народ. Цены здесь пока относительно умеренные, но из-за общей инфляции они растут почти каждый день, привожу их на конец марта: пара ведер картофеля (16–18 килограммов) в Павловом Посаде — это 70 Километров от Москвы — стоит 50 рублей, а в городе Александрове (110 километров) 6 рублей. Пуд ржаной муки на черном рынке 500–600 рублей, в деревне же можно купить за 300–350. Фунт черного хлеба в булочной 1 рубль 80 копеек, фунт белого — 3 рубля. Круп почти нет. Яйца — 5 рублей 10 штук. Сахар в деревне 10–15 рублей фунт, аналогичная цена на масло, заграничное стоит дороже. Но несмотря на относительную дешевизну продуктов в деревне, вывезти их оттуда довольно сложно. Сейчас на въезде в город установлены специальные заставы, которые безжалостно реквизируют у всех эти продукты, считая, что они везут муку или сахар для перепродажи, спекуляции. Позволено провозить только один-полтора килограмма, но ехать ради них бессмысленно. 26 марта 1918 года был введен в действие декрет Совнаркома о наделении Наркомата путей сообщения «диктаторскими полномочиями в области транспорта». Специально созданные рабочие дружины трясут всех мешочников, отнимая у некоторых последнее, при сопротивлении отправляя их в тюрьму и там отбирая вообще все. Отобранные продукты развозятся по магазинам и пускаются в продажу.

На больших предприятиях организованы свои столовые, где можно довольно сытно пообедать за один-полтора рубля. Есть несколько открытых столовых с дешевыми обедами по 2–3 рубля. В обиходе еще старые царские деньги, медные, серебряные, золотые, последние ценятся выше всего, и ассигнации. Наравне с ними берут и керенки, введенные в оборот Временным правительством. Большее хождение на рынках получил товарный обмен, когда вещи меняют на продукты. По приоритетам на первом месте стоит одежда, потом обувь. Далее инструменты: топоры, пилы, стамески, гвозди. Хорошо идет на обмен табак. В принципе, имея деньги или такие ходовые вещи, как сапоги, тулупы, шапки, рубашки, можно приобрести все: и хорошего гуся, курицу, полтеленка. Положение ухудшается с каждым днем, и с каждым днем дорожают продукты. Все ждут лета, но, если продовольственная политика кардинально не изменится, к следующей зиме с 18-го на 19-й год грянет голод».

9

Уже солнце плескалось в лужах вместе с воробьями и мальчишки пускали в ручьях бумажные кораблики, мало задумываясь над тем, что произошло с Россией полгода назад. Робинс, выйдя из консульства, заулыбался всем лицом, щурясь от ярких весенних лучей, и Ксенофон Дмитриевич поймал себя на том, что тоже невольно улыбается. Белые сугробы быстро осели, почернели, и рыжая земля проглядывала в сквере на газонах. Бородатые дворники уже расчищали дорожки в скверах, пожилые нянюшки и старые бонны еще выгуливали господских детей, а дородные мужи и старцы не спеша совершали свой предобеденный моцион. С шумом, пугая прохожих гнусавыми выкликами клаксона, проносились редкие машины, резво сновали извозчики, чиновники в калошах и черных шинелях спешили по делам — весенняя картина Москвы почти не изменилась, лишь чаще на улицах попадались военные с винтовками за спиной, и это вносило свой особенный, тревожный диссонанс в жизнь Москвы.

Элегантная дама в собольем жакете и такой же муфте, в черной длинной юбке и узких ботиночках, в темно-зеленой шляпке с вуалью, чуть покачивая бедрами, изящно двигалась им навстречу и, увидев двух мужчин в заграничных осенних пальто и шляпах, одарила их мягкой, таинственной и призывной улыбкой. Рей, впившись в нее глазами, остановился, снял шляпу и, мило раскланявшись, долго смотрел ей вслед. Дама, не выдержав, оглянулась, и он кокетливо помахал ей рукой.

— Твоя знакомая? — удивился Каламатиано.

— Нет, первый раз вижу, но какая улыбка, какая грация! — воскликнул полковник. — Да я готов свою жизнь бросить к ее ногам за одну эту улыбку! Ты какой-то пресный, Ксенофон! Почему ты мне сразу не сказал, что в России самые красивые женщины на свете?!

— Но это же очевидно. Стоит только один раз пройтись по улицам, и все станет понятно. А ты здесь с лета прошлого года. Восемь месяцев. Другой бы за это время давно выучил язык, ты же знаешь всего тридцать — сорок фраз, и то преимущественно из ресторанного лексикона.