Первый, случайный, единственный

– Ты не камень. – Он коротко улыбнулся, но глаза не повеселели от улыбки: не сделались светло-карими, а остались темными, дымными. – Ты как огонек.

– Огонек! – хмыкнула Полина. – Смотри не обожгись.

Последние слова она, впрочем, проговорила растерянно, потому что Георгий взял ее руку и прижал к своей щеке, как тогда, без сознания, потом потерся о ее руку щекою, поднес к губам, быстро поцеловал в ладонь и, наклонив голову, спрятал в ней лицо – именно спрятал, хотя его лицо не могло ведь уместиться в Полининой ладони…

– Мне совсем плохо, – сказал он, не поднимая головы.

– Егорушка, ну не надо так, а? – Полина почувствовала, что сейчас заплачет. – Ну не говори так, а? Ты возьми да просто и скажи, что с тобой случилось. Просто скажи, и все!

– Я просто скажу, – послушно повторил он.

Все попытки выведать у Саши, на каких условиях лично ему, Георгию, удастся покинуть «эти гостеприимные места», успехом не увенчались. Саша был тверд как скала и все вопросы на эту тему игнорировал, не боясь показаться невежливым.

Малик в последнее время стал неразговорчив и даже резок с ними, поэтому Георгий предпочитал ни о чем его не расспрашивать. А больше никого они и не видели: к окну подходить Малик категорически запретил, комнату стал проветривать сам, открывая окно минут на пять, при этом держал своих пленников под прицелом автомата, а во все остальное время окно было теперь закрыто снаружи ставнями.

– Видимо, переговоры вступили в решающую фазу, – заметил Саша. – Новый год будем дома праздновать.

Георгий предпочел промолчать – не из суеверия, а просто потому, что ничего об этом не знал. Саша не сообщил ему, о чем в последний раз говорил с отцом, и какие же он мог бы строить предположения насчет Нового года, если даже ближайшие дни, а то и часы тревожили неизвестностью?

Он чувствовал эту тревогу просто физически, поэтому, когда однажды утром Малик широко распахнул дверь комнаты, Георгий сразу понял, что тот пришел не с завтраком.

– Глаза друг другу завязывайте, быстро! – скомандовал он, бросая Георгию и Саше две черные косынки. – И руки давайте оба!

Щелкнули наручники, захлопнулась за спиной дверь.

– Все, что ли? – спросил Саша.

– Молчи! – рявкнул Малик; в его голосе не осталось и следа привычной доброжелательности.

– Как это «молчи»? – возмутился Саша. – Я что, немой? А кассеты? Вы же обещали! Я без кассет никуда не пойду, – упрямо сказал он, не обращая внимания на то, что Георгий дергает рукой, прикованной наручниками к его руке.

– Вот твои кассеты, полный рюкзак, можешь пощупать, – слегка сбавив тон, ответил Малик. – Георгий понесет, ты хотя бы сам себя донес. Мы честные люди, что обещали, то всегда делаем.

– Да уж… – начал было Саша, но тут Георгий так ткнул его в бок, что он замолчал.

Дорога вниз, с гор, по всему была похожа на дорогу наверх. Так же дергали за веревку, привязанную к наручникам, так же – ну, может, чуть слабее – подталкивали в спину прикладами… Но теперь Георгий чувствовал не уныние, душевное и физическое, а полную собранность – оттого, что эта дорога, которой он не видел сквозь темную повязку, все-таки, наверное, вела к свободе, а еще больше оттого, что Саша был рядом. Георгий каждую секунду чувствовал его присутствие, слышал его прерывистое дыхание и время от времени спрашивал:

– Очень устал, Саша, а? Ты потерпи, немного еще потерпи!..

Конечно, он устал – это чувствовалось и по дыханию, и по сбивчивым шагам. Георгий и сам устал, хотя был гораздо лучше подготовлен к долгим переходам, несмотря на болезнь и на то, что давно не был на воздухе.

Он уже почувствовал, что темнота перед глазами начинает вспыхивать разноцветными пятнами, когда их конвоиры наконец остановились.

– Дальше на машине поедем, – услышал Георгий голос Малика. – Я с вами сзади сяду, если что-то глупое подумаете, сразу застрелю. Понятно, да?

– Понятно, – быстро ответил Георгий, не дожидаясь какого-нибудь Сашиного вопроса.

Рюкзак с кассетами он с самого начала нес за спиной, поэтому спрашивать было, в общем-то, не о чем.

Судя по тому, что стремительно летящая машина то и дело подскакивала на ухабах, ехали они не по асфальту. Иногда машина буксовала, визжала колесами, но все-таки выталкивала себя из ям; это был какой-то мощный внедорожник.

Примерно через час пути машина остановилась. Малик приказал выйти и сразу же пересесть в другую машину – на этот раз поплоше, с раздолбанными амортизаторами и скрипучими тормозами. Впрочем, Георгию было не до того, чтобы оценивать качество транспортировки. Он чувствовал, что каждая секунда коротким ударом отдается у него в голове и в сердце, но вместе с тем не мог сообразить, много ли их прошло, этих секунд.