- Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас, - любезно указал Швабра на стул и, когда попечитель водрузился за кафедрой, он выкрикнул:
- Амосов, к доске-с!
Амосов сделал испуганные глаза, неуклюже выполз из-за парты, вышел и поклонился больше чем вежливо и ниже чем надо. Одернул обшлага, опустил руки и, преданно глядя на Швабру, сказал:
- Дальше тридцать седьмого параграфа мы не учили.
Швабра ответил ласкающим взором. Директор поднял брови. Самохин кашлянул…
Попечитель поправил на носу очки, уперся локтями в кафедру и предложил Амосову прочитать по книге древнегреческий текст. Прочитать и перевести на русский.
У Амосова сразу дрогнули коленки, а по спине пробежал холодок. Начал читать и… сорвался голос.
«Святой угодник Николай, чудотворец мирликийский, пресвятая богородица…» - взмолился в душе Амосов.
- Что это вы, как последний листочек на осенней веточке? - покачал головой попечитель. - Не надо так волноваться. Вы успокойтесь. Я вас не съем.
Амосов шаркнул, вздохнул, взял кое-как себя в руки и стал осторожно читать.
Прочитал, отрезвился от страха и приободрился. На все вопросы ответил правильно.
Швабра ликовал, гордо смотрел на попечителя и, сам того не замечая, нервно потирал руки.
- Умница, умница, - похвалил попечитель Амосова, подозвал к себе и даже погладил по голове.
Амосов раза три шаркнул.
- Вижу, вижу, - сказал попечитель. - Садитесь.
Амосов, сияя, пошел к своей парте. Сел и вскочил как ужаленный. Это Медведев подставил ему кончик перышка.
Хорошо, что никто не заметил, а то было бы Медведеву. До конца дней своих не простил бы ему Швабра, показал бы, как фокусничать при попечителе.
- Токарев Владимир, - радуясь успехам своего класса, сказал Швабра. - Идите отвечайте.
Мухомор спокойно подошел к кафедре, одернул на себе куртку и приготовился.
Попечитель осмотрел его с ног до головы и сказал:
- Ваш товарищ отвечал отлично. Надеюсь, и вы покажете свои знания.
- Да, - сказал Мухомор, - Амосов отвечал правильно, только… Не все правильно.
- Как - не все? - удивился попечитель. - В чем же он ошибся?
- В параграфе.
- В каком параграфе? Я не совсем понимаю вас.
- Мы не тридцать семь, а сорок девять параграфов прошли, - твердо сказал Мухомор. - Амосов ошибся…
- Позвольте, позвольте, - насупил брови попечитель. - Вы… Я не понимаю… Но ведь и ваш наставник, Афиноген Егорович, тоже сказал, что в классе закончили тридцать седьмым параграфом. Если ошибся Амосов, то не мог же ошибиться Афиноген Егорович. Вы что-то путаете.
- Мы прошли сорок девять параграфов, - упрямо повторил Мухомор. - Спросите класс, вам каждый скажет.
- Правильно! Сорок девять! - невольно вырвалось у Самохина. И он, поймав на себе взгляд Мухомора, послал ему воздушный поцелуй.
Швабра - ни жив ни мертв. Директор прикусил губы. Попечитель снял очки, вопросительно посмотрел на того и на другого.
- Н-да… - неопределенно прошамкал он. - Ну-с… Читайте и переводите.
Попечитель счел неудобным задавать по этому поводу какие-либо вопросы Швабре при учениках.
- Читайте, - еще раз сказал он Мухомору.
Мухомор начал.
- Позвольте, - остановил его попечитель. - Что вы читаете? Я этого у себя в книге не вижу.
- Так я же не тридцать седьмой, а сорок девятый читаю, - ответил Мухомор. - На сегодня и задан сорок девятый. Мы и слова к этому параграфу в отдельные тетради выписали. Возьмите любую тетрадь и вы увидите, что я говорю правду. Честное, слово.
- Вы… - у попечителя покраснел лоб. - Вы… слишком смелый, - сухо обрезал он Мухомора. - Вы… потрудитесь отвечать на вопросы, а не пускаться в рассуждения насчет того, о чем вас не спрашивают. А вообще… Садитесь.
И попечитель встал.
Сойдя с кафедры, он задумался, медленно подошел к Нифонтову и сказал строго:
- Вашу тетрадь!
Нифонтов испугался - быстро нырнул рукой в парту:
- Пожалуйста.
Попечитель перелистал тетрадь, молча возвратил обратно. Подошел к Амосову:
- Вашу тетрадь.
Амосов вздрогнул. Тетрадь лежала в ранце. Сказал, стараясь казаться спокойным:
- Простите. Я забыл дома…
Попечитель недоверчиво покосился на него, и к Медведеву:
- Дайте тетрадь.
А тот уже держал ее наготове.
Убедившись, что в тетрадках действительно выписаны греческие слова вплоть до сорок девятого параграфа, попечитель молча направился к двери и, не попрощавшись, ушел. Вслед за ним испуганно вышел из класса Аполлон Августович.
Швабра побледнел и замер, как идол, высеченный из камня.
Дождавшись, пока в коридоре окончательно стихли шаги, он медленно подошел к Мухомору, наклонился к его лицу и выдавил:
- Не-го-дяй!
Мухомор вскочил.
- Не смеете! - крикнул он. - Негодяй не тот, кто говорит правду. Я сказал правду.
Швабра провел рукой по вспотевшему лбу и отошел к окну. Стоял и долго смотрел на улицу, долго, пока не прозвенел звонок.
А на перемене уже вся гимназия знала, какую штуку выкинул Мухомор. Даже восьмиклассники приходили посмотреть на Володьку, солидно покачивали головами и говорили:
- Ах ты, четверопузый! (так звали четвероклассников). Маленький, рыженький, а такой занозистый.
Даже руку жали Володьке. Даже папирос предлагали. А Минаев, тот, что дразнил Акима, сказал: