Несомненно, следует признать, что шансы уйти у 2-й британской эскадры линейных кораблей были. Одним из немногих преимуществ Воррендера являлся (как бы парадоксально это не звучало) небольшой размер его эскадры – что придавало строю его линейных кораблей несомненную гибкость в сравнении с неповоротливым строем разнотипных германских линкоров, «отягощенных» уже начавшими отставать додредноутами. Кроме того, избранный Воррендером курс привел к тому, что при бое на отходе норд-вест сносил густой дым от пушечной стрельбы и из труб его собственных кораблей прямо на догоняющие германские корабли. Но фон Ингеноль начал свой маневр многими минутами ранее, и его эскадры выходили в точку открытия огня развернутыми, полностью изготовленными к бою. Последствия этого сказались не сразу – но результат первых десяти минут артиллерийского боя действительно оказался решающим; и в данном случае капитан ван дер Бургх совершенно прав.
– Мальчик мой, – фрегаттен-капитан Дальвиг оторвался от окуляров бинокля и посмотрел на гардемарина с тем превосходяще-вальяжным выражением в глазах, которое Клаус-Рихард уже успел позабыть за прошедший час. – Когда ты будишь старым, испытанным в боях полным адмиралом, заслужившим полную грудь крестов всех мастей и размеров, ты, сидя в верном кресле-качалке, сможешь высказывать свои пожелания в подобной форме. Но не раньше!
Гардемарин Аугсбург стоял по стойке смирно, глядя в палубу и мучительно стараясь скрыть желание умереть от горя и боли. В рубке снова появились живые люди: стоял за штурвалом напряженно щурящийся рулевой, держал рукоятки машинного телеграфа полузнакомый лейтенант, вызванный из намертво заклиненной разбитым мамеринцем орудийной башни. После отповеди старшего офицера лейтенант поглядывал на вздумавшего высунуться гардемарина с иронией, рулевой же догадался притвориться глухим. То и дело прибегали и убегали матросы-посыльные, чьи ноги заменили исковерканные переговорные трубы и перебитые телефонные провода. Теперь Дальвиг мог позволить себе быть самим собой – какой бы на самом деле маской это не оказалось.
Посланный в кормовую рубку, Клаус-Рихард не добежал туда: просто не успел. Получив несколько прямых попаданий крупнокалиберными снарядами, «Кайзерин» вывалилась из строя, заметно оседая носом. Сам гардемарин Аугсбург равнодушно насчитал по крайней мере четыре: куда-то в носовую оконечность ниже ватерлинии, в кормовую башню орудий главного калибра, в боевую рубку и в кормовую. Броня последней была вдвое тоньше, чем носовой, и в ней не уцелел никто. Застыв перед расползающимся пятном дыма, которым сочился исковерканный цилиндр, венчавший кормовой комплекс надстроек, Клаус-Рихард буквально оцепенел – и следующие минуты просто выпали у него из памяти.