Первый удар (сборник)

«…сильно заинтересованы этим трупом, – как сообщил мне много лет спустя один французский лейтенант в Сиднее … он прекрасно помнил дело «Пат.: … это дело удивительно противостояло забывчивости людей и все смывающему вре … в нем была жуткая жизненная сила, оно не умирало … Я имел удовольствие сталкиваться с этим делом годы спустя, за тысячи миль от места происшествия … А ведь я здесь единственный моряк … 137».

Вот что представлял собой текст на первой страничке. На второй сохранилось следующее:

«… но если двое людей, не знакомых друг с другом, но знающих о … тне» встретятся случайно в каком-нибудь уголке …

(Вся середина странички – совершенно неразборчиво.)

– … – сказал он небрежно и в то же время задумчиво.

Да, я легко мог себе представить, как трудно … на канонерке никто не говорил по-английски настолько, чтобы разобраться в истории, рассказанной серангом. 138».

На нижнем поле можно было различить слабый отпечаток библиотечного штемпеля. Увы, единственное слово, которое было в нем разборчиво, – «библиотека». Оно мало что могло сказать. Не больше говорил и инвентарный номер «3561».

Кручинин дважды перечел текст и вернул репродукцию Грачику.

– Наиболее приметно здесь слово «серанг», – сказал Грачик. – Оно свидетельствует о том, что книга переводная, о моряках.

Казалось, Кручинин не обратил на эти слова внимания. Он поспешно взял у Грачика репродукцию и, вглядевшись в обе странички, написал на листке из записной книжки «Пат» и «тне».

– Совершенно очевидно: взятые в кавычки слоги представляют собой начало и конец какого-то названия… О чем может писать моряк, о чем может ему рассказывать офицер французской канонерки? Вероятно, о корабле. Судно называлось «Патна».

– Решительно не знаю такого судна, – уныло отозвался Грачик, – никогда о нем не читал.

– Я тоже не могу припомнить, хотя где-то в закоулках памяти, по-моему, такое словечко у меня лежит… Придется сделать вот что…

Снова Фаншетта

Грачик получил точную инструкцию, с кем из литературоведов следует повидаться, чтобы попытаться установить автора книги. Два слова уже достаточно характерны: серанг и «Патна».

С этим поручением он и отправился в путь.

Следует упомянуть еще об одной важной детали, искусно восстановленной лабораторией на листке из неизвестной книги: довольно ясный отпечаток пальца, на котором линии кожного рисунка были перерезаны резким рубцом шрама. Шрам был довольно характерный – полукруглой формы, похожий на полумесяц. Работники лаборатории путем химического анализа установили, что след пальца на листе оставлен не чем иным, как ореховым маслом. Это было очень интересно, но, к сожалению, не могло иметь значения до тех пор, пока не найдена лазейка к владельцу книжки.

В поисках этой лазейки Грачик безрезультатно ездил от одного литературоведа к другому.

В тот же вечер он позвонил Кручинину, чтобы сообщить о неудаче.

– Оставь в покое литературоведов, – сказал тот. – Мне кажется, что решительно ни у кого из иностранцев, кроме Джозефа Конрада, я не встречал слова «серанг». Погляди, пожалуйста, в «Энциклопедии Британика». А я тем временем пороюсь в Конраде.

Грачик прочел в Британской энциклопедии длинную статью о Конраде. Упоминания о «серанге» не было и в ней.

С этим известием он приехал в лечебницу.

Он застал Кручинина в постели, обложенного книгами.

– Джозеф Конрад, «Прыжок за борт», – безапелляционно произнес он и, развернув томик, показал страницу, где Грачик действительно увидел полный текст того обрывка, что был воспроизведен лабораторией из остатков пыжа. – Это в десять раз лучше, чем если бы он вырвал листок из «Анны Карениной», – сказал Кручинин. – Наверно, Конрад достаточно редок в библиотеках. Не к чести наших издателей будь сказано, они не переиздают прекрасных книг Конрада. Ты должен отыскать библиотеку, где он еще сохранился. Это и составляет твою задачу на ближайший день.

К концу дня совершенно измученный Грачик пришел к выписавшемуся из больницы Кручинину и застал его в состоянии самого неподдельного нетерпения. Он встретил друга возгласом:

– Брось все! Как можно внимательней обследуй библиотеку, которой мог пользоваться Гордеев, и весь круг людей, от которых книга могла попасть к Фаншетте. Остальное неважно.