Первый урок Шоломанчи

Дубай, в общем, был бы неплохим вариантом. Это относительно новый и очень пестрый анклав. Он имеет блестящую репутацию благодаря своему собранию заклинаний и вдобавок вербует множество мастеров и алхимиков. Заводить знакомства через Ибрагима было вполне разумно: его старший сводный брат жил в ОАЭ и работал на анклав; скорее всего, Ибрагима тоже пригласили бы туда, если бы он помог дубайцам втянуть Ориона. То есть ньюйоркцы сделали абсолютно логичный вывод, и если бы я об этом задумалась, то поняла бы, что их реакция будет столь же логичной. Но я ни о чем не думала – я просто сидела там как дура со своими приятелями и не обратила ни малейшего внимания на Магнуса, который прошел мимо, направляясь в раздел алхимии, хотя ему не было никакой нужды самому идти за книгами. Он мог послать любого из шести своих прихвостней.

Сомневаюсь, что он сделал это по личной инициативе. Наверняка они обсудили между собой варианты, «как решить проблему по имени Галадриэль». Держу пари, Тода тоже упомянули. Одно дело, если его покинули ньюйоркцы, и совсем другое – если отщепенка вроде меня наехала на беднягу в столовой, при всех. И в тот же день перетащила Ориона в дубайский анклав, после того как он поделился со мной силой и – по мнению Хлои – раздобыл мне необыкновенно ценный сборник заклинаний.

Надо отдать Магнусу должное – ползун вышел отличный. Не стану притворяться: он бы дал мне жару. Он был сделан из бумаги – маленький смятый клочок, покрытый на первый взгляд чем-то вроде математических уравнений вместо оживляющих заклинаний. В библиотеке даже в хороший день валялось множество обрывков, а уж тем более после серьезной атаки, которая уничтожила десятки книг и заставила учеников в панике побросать тетради; бумажки носило сквозняком по полу, и никто не обращал на них внимания. Я рассеянно отметила, что клочок движется в мою сторону, и больше не стала о нем думать. Я даже не установила свой обычный щит, потому что сидела в читальном зале, с хорошим обзором, в присутствии множества людей. Кроме того, мне нужно было экономить ману. Если бы я сидела на обычном стуле или хотя бы спустила ноги с кресла на пол, ползун уцепился бы за мою голую лодыжку и тут же впустил бы в мою плоть множество магических волокон. И я уже никоим образом не помешала бы им высосать из меня жизнь.

Но поскольку я демонстративно свернулась в удобном мягком кресле, ползуну пришлось карабкаться по ножке кресла, чтобы добраться до моей руки. Орион взглянул на меня – и тут же сгреб его в охапку и отбросил в сторону, и я в присутствии целой толпы учеников растянулась на полу, а он уничтожил ползуна вместе с тремя четвертями моего любовно отремонтированного кресла.

Я почти сразу поняла, в чем дело, тем более что Магнус как раз усаживался на место в нью-йоркском уголке. Все смотрели на нас с Орионом – так, как смотрят, когда что-то неожиданно взрывается, – но Магнус и еще несколько ньюйоркцев подняли головы с секундным запозданием. И, похоже, им не понравилось, что я выжила. Конечно, доказательств у меня не было, и к тому же на лице Ориона сияла оскорбительная самодовольная улыбка:

– Уже восемь, кажется?

Мне страшно хотелось сообщить ему, что это не считается, поскольку меня пытались убить его собственные поганые дружки.

– Большое спасибо, – сказала я сквозь зубы. – На этой ноте я пойду спать.

Я прижала сутры к груди – к счастью, я все время держала их на коленях, – подхватила рюкзак за уцелевшую лямку и вышла из читальни.

С моей стороны это не было особой грубостью – просто я хотела убраться из библиотеки. Я злилась на себя за глупость и за то, что мне потребовалась помощь, и на дубайцев, и на всех остальных, которые считали, что Орион псих-извращенец, раз ему нравится меня провоцировать. Но главное – я злилась на Магнуса, Тода и прочих ньюйоркцев, потому что они дали мне железобетонный повод для мести. Они пытались меня убить – и по неписаным школьным законам я имела право что-нибудь с ними сделать. Если я прощу им ползуна, они решат, что я испугалась. Они получат подтверждение, что я просто кусок дерьма, который можно отбросить с дороги. Что я человек, чья жизнь стоит очень дешево.

Добравшись до лестницы, я заплакала от ярости. Хорошо, что там были и другие ребята, которые возвращались в дортуары, и я – хоть перед глазами у меня и плыло – постоянно держала в поле зрения минимум одного человека, пока не добралась наконец до своей комнаты и не захлопнула за собой дверь. Я принялась расхаживать из угла в угол, прижимая к груди книгу. Пять шагов туда, поворот, пять шагов обратно, снова и снова. Я не могла медитировать и даже не пыталась заниматься. Я знала, что будет, если я возьму ручку и бумагу прямо сейчас, – получится заклинание, мощное, как супервулкан.

Поскольку я дочь Гвен Хиггинс, я умею владеть собой. Меня научили куче способов самоконтроля, и все они работают. Но вот внушить мне желание управлять своим гневом мама не сумела. Поэтому я продолжаю кипеть и бурлить, одновременно мучаясь совестью: я ведь знаю, как остановиться.