Первый великоросс

— Сколь разов говорили, чтоб платили пошлину со своего товара, аль опять скажете, что худы и… — Молодой Остен запнулся, не подобрав словца, отчего впал в скорую ярость. Быстрым шагом догнал лошадку, схватил за уздечку и, скаля белые зубы, сбитым дыханием протянул:

— Заплатите — и ступайте хоть к бесу на рога!

— Какой там барыш, други, мы имеем от вашей пристани? Не видите, во что одеты? Средь лета красного шкур не снимаем, клюкой землю тяпаем! — обратился Ходуня к окружившим их зевакам из простых поселян. И поречные ратаи глухо загуторили о том, что неладно обижать соседских работяг. Киевляне, не встревая, косились на разгоравшуюся бучу.

— Коль у вас железа нет, что ж вы медь покупаете? Колонтарь-то едва ль дороже сего чана! — отпустивший лошадку Остен мечом звякнул о медь на тележке.

— Мы должны иметь прокорм от ваших торгов! — резко подвел черту еще один из десятка ражих кметей, сразу оборвав все разговоры. Люд молча смотрел на чужаков, картинно мявшихся, но внутренне свирепевших и в любой момент готовых достать стальные клинцы.

— Отпустите их, черти! — не выдержав, крикнул сочувствовавший таким же смердам, как и он сам, крепкий мужичок, стоявший возле бабы с круглыми глазками.

— Может, ты за них заплатишь? Выходи сюда, пособи им! — осек его приставучий кметь с рябым носом.

Гарнец вышел из рядов своих и объявил:

— Платить мы не будем и впредь! Доходов на ваше брюхо не имеем: этой весной чуть с голодухи не попухли!

— Ты, видно, самый шустрец у них? — проговорил рябой кметь. — Остен, заткни ему кульму негодную!

Но Остену почему-то показался симпатичным этот маленький, крепкий, шустрый, ясноглазый мужичок, и он сказал, кладя обнаженный меч на плечо Гарнца:

— Заяц шустер, а соколик востер!

Толпа мигом потешилась такой складушке.

Сметливый Гарнец, чуя, что от чернявого Остена тянет бесовской нелюдимостью, не дергаясь, с улыбкой рек кметю-подначнику:

— А ты что, самый большой человече здесь, ежели ко мне людина для своего дела подсылаешь?

Остен довольно улыбнулся, снял свой меч с низкого плеча Гарнца, мало того — сунул его в ножны, пытливо поглядывая на рябого вожа и ожидая, что будет дальше.

Гарнец взял с телеги сулицу, в другую руку засапожник. Немного растерявшийся заводила стычки, ярясь, выхватил копейко у клевого кметя и вдобавок обнажил свой громадный меч. Один из киевских купцов, заинтригованный происходящим, смеялся, но явно сочувствовал приезжим. По поданному им знаку с ладьи спустились в великолепных для северян кольчугах десятка два воев. Они вальяжно прошли сквозь толпу и с каменными лицами встали плечом к плечу, отсекая место поединка от хозяев. Старший киевлянин о чем-то весело перемолвился со старшими мужами поречных, среди которых выделялся пожилой, однако по-молодецки щеголеватый Козич.

Соперники сходились, глядя на оружие друг друга и стараясь не сплоховать.

— Что, пужаешься моего клинца? — Гарнец бликал тесаком.

— Головенку отшибу, старый плут!

— Сам ты плут!..

И толпа молча симпатизировала чужаку.

Держа копейки наперевес, единоборцы сошлись. Кметь ухал мечом у лица шустрого мужичка. Тот от плеча метнул дротик и устремился вперед. Кметь едва увернулся от выпада, но пропустил юркий прыжок в ноги и, валясь на спину, напрасно старался достать тяжелым, длинным мечом близкого соперника. Гарнец ткнул сталь в пах и в низ его живота. Ошеломленный кметь ревел и пучил к небу глаза. Его руки выпустили копье и меч и крепко сдавили шею победителя. Гарнец прижимал свою голову к груди опрокинутого врага, не давая ему последними силами вцепиться в горло. Он успел нанести удар в сердце в тот самый миг, когда умирающий вой, треща костями малыша-супротивника, сдавил его шею.

Киевляне оглядели толпу и, довольные схваткой, стали возвращаться на ладью, разглядывая молодух и парней.

Присмиревшие поречные не двигались с места, наблюдая, как пришлые смельчаки поднимают придушенного и помятого Гарнца и кладут его в телегу. Остен стеклянными глазами смотрел на сворачивающийся торг и на недвижное тело соратника. Потом увидел прыгавших на лошадей парней, которые молча помчались за удалявшейся в поле телегой. Два-три десятка лиходеев догнали подводу, отогнали от нее стариков, отсекли приходившему в себя Гарнцу голову и привезли ее для показа к въездным воротам…

* * *

…Когда вся рыба была перемешана с бузуном, ее, прямо в корытах, по земле отволокли в одрину и хорошо прикрыли от вездесущих кур.

Просолившуюся рыбешку развешивали в подволоке на натянутые там пеньковые веревки. Старики как раз и занимались этим все последние вечера. Сыз — будучи много крепче Некоши — вместе с Гульной небольшими плетенками поднимали рыбу наверх, а Некоша с помощью нарезанных заранее суковатых палочек кустарников прицеплял ее к веревкам. Старику пособляла Стреша, успевавшая почти всюду: и стряпала, и стирала, и на палках билась с ребятами, и латала со Светей кровлю, и на рыбалке присутствовала…