Первый витязь, или XX с гаком лет спустя

– Да я не о твоей дури богатырской, – усмехнулась Боксы-компыр. – Что у тебя помимо живительной воды, в запазухе припрятано?

– Так узелок с землёй рунийской, – вспомнил Скотти и выудил на свет мешочек. – Только проку от него. Это же в качестве символа. На память, так сказать.

– Давай сюда свой «символ»! – проворно подскочила к нему знахарка и, выхватив мешок, высыпала в казанок всю горсть земли.

«Взяла, зелье запорола», – с горечью подумал Скотти, глядя как холмик рунийского чернозёма, медленно погружается в бурлящую жижу.

Но всё было не так трагично, как казалось. Размешав содержимое казана, старая знахарка вновь зачерпнула плошкой варево и, подув на него, попробовала. Её глубокие морщины разгладились, старушка словно помолодела на триста лет.

– От теперича жагсовый шорпо! – сделала Боксы-компыр заключение по лекарственному зелью. – Угодно было духам спасти богатыря.

И впрямь хорошее зелье получилось. Багатур и варвар сами поняли это, по заполнившему хижину амбре: к терпкому бодрящему запаху весенней степи примешался дурманящий аромат земляничной поляны середь летней дубравы, словно принесённый ветром откуда-то из средней полосы Рунии. Через тихий треск костерка, горевшего под казаном, им послышалось пение цикад, жужжание пчёл и переливистая соловьиная трель.

– Вы чего там, уснули? – резким окриком вывела воинов из прострации старуха. – Ну-кась бегом помогли бабушке!

Багатур и варвар метнулись к богатырю, над которым уже склонилась Боксы-компыр с дымящейся пиалой зелья.

– Голову приподнимите, чтобы не захлебнулся! – скомандовала своим «ассистентам» знахарка и, дождавшись, когда они переведут Перебора в нужное положение, стала заливать ему в рот густую как кисель жидкость.

Одну пиалу, вторую, третью – в общей сложности богатырю она влила добрую половину глубокого казана.

– На место! – особо не церемонясь, отправила старуха «ассистентов» в отведённый им угол. – И ни слова, чтобы не происходило. Сорвёте сеанс, пеняйте на себя! Второго шанса у вашего рунича не будет! Если хотите – выйдите на улицу, подождите там. Я вас предупредила.

Барабир и Скотти, проникшись её словами, жестами показали, что остаются и с этой минуты они «крест, могила, богатырская сила», в смысле будут твёрдо молчать.

– Я вас дважды предупредила, – погрозив им пальцем старуха села рядом с Перебором Светлогорычем и взяв ритуальный бубен резко ударила им… в лоб беспомощного богатыря.

Глядя на такое обращение с товарищем, Скотти хотел уже возмутиться но, вспомнив слова знахарки, сдержался.

А старая Боксы-компыр набирала темп. Каждый удар бубеном по крепкому богатырскому лбу она стала сопровождать горловым пением. Слов разобрать было нельзя, но мурашки по коже побежали у обоих очевидцев. В какой-то момент, Боксы-компыр целиком и полностью погрузилась в транс и стала разговаривать с кем-то невидимым, грубым мужским басом на загробно-тарабарханском, не переставая дубасить богатыря бубеном. Возможно, она отговаривала ангела смерти, пришедшего за душой Перебора, или, может быть, просто проклинала переменчивую погоду, от которой у неё всегда ломило суставы. Кто его разберёт? Всё ведь на «тарабарханском». Но у двух свидетелей творимого «таинства», храбрых и отважных воинов, поджилки тряслись как у деревенских дурочек гадающих в полночь на зеркалах и свечках.

Ещё бы они не тряслись! Даже хижина заходила ходуном, словно и не хижина это была вовсе, а подвыпившая избушка на курьих ножках. Зелье в казане стало выплёскиваться, питая своей магической субстанцией огонь. Языки пламени взметнулись к потолку, не дотянувшись совсем чуть-чуть до верхового пожара. Знахарка рявкнула что-то угрожающее и ужасно захохотала. Не выдержав её утробного хохота, Скотти-варвар свалился в обморок. Нет, лучше, скажем – вошёл в нирвану. Барабир-багатур, немногим больше знакомый с методами врачевания старой знахарки, ещё крепился, но увидев, как изо рта богатыря нехотя полезла сущность, напоминавшая тёмное пыльное облачко, отключился следом за варваром. И слава духам! Если бы они увидели как после изгнания этой фигни, сквозь щели в камышовых стенах хижины влетело другое, уже светящееся облачко и рыбкой занырнуло богатырю в рот, точно бы умом тронулись. А так пронесло.

Старая Боксы-компыр последний раз ударила бубеном в богатырский лоб и, обессиленная, повалилась наземь. Всё стихло, и даже только что бесновавшийся в центре хижины огонь с шипеньем заполз под опустевший казан и там погас.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Солнечные зайчики восходящего солнца, проникая сквозь щели продуваемой всеми ветрами хижины, осторожно касались спавших людей, словно проверяя живы ли они или можно выносить. По хижине плавали невесомые пылинки, которые, попадая в узкие, словно огенные ножи, лучи, вспыхивали на мгновенье, чтобы вновь раствориться в полумраке жилища. Стояла благостная тишина раннего утра. Ничто не напоминало о творившемся здесь ночью жутком ритуале жизневозвращения (не путать с жертвоприношением).