Первый Всадник. Раздор

В покоях правит, ожиданье,

Минуты пали, но найдёт:

«Я на вопрос ответ желаю,

Правитель брата, что убьёт.

Вы ради долга совершали,

Приблизив час его конца,

Лишь ради долга, так сказали,

Он был мне миром, мертвеца,

Вы созидаете, скажите,

Была ли долгом смерть отца?»

Тень удивления и мрачным,

На миг покажется сапфир:

«Ответ мой будет однозначным, -

Правитель Неба, – он кумир,

Что был родителем и честью,

Отец достойный, Неба сир».

И взор небесный не отводит,

Лишь длань свою сильней сожмёт:

«Но старость каждого находит,

И страх он смерти обретёт,

И тем ошибку совершая,

Что недостойна, и почёт

Почёт былого позабытый,

Корону смевший в руки взять,

Грех искуплением омытый,

Я сын и должен исполнять,

И потому я суд вершивший,

И взявший тем я рукоять.

Я отделил главу от тела,

Растил и чествовал меня,

Отец мой, Эреон, слабела,

Душа его день ото дня,

Отцеубийство, но обязан,

Не средь позора жить огня».

На том сей речи окончанье,

Вздохнёт Правитель, продолжал:

«Востока, Неба то желанье,

И сим я истину сказал,

Прошу, подумайте, есть время,

В своих покоях» – замолчал.

И ликом бледный, но поклоном,

Ущелья сын ответит в час,

Как тень прошествует и стоном,

Ответит дверь. «Погубит нас», -

Так герцог старый возвещает.

«Заботой брат его не спас

Отнюдь же, Тедерик! Проклятьем,

Проклятьем слабости души,

От мира скрыл своим объятьем,

Не подготовил и впиши,

Мои слова, мои решенья,

Услышь, Арториус, реши!»

«Мой старый друг, я знаю речи,

Годами мудрости внимал,

Был Вольф ребёнком, эти встречи,

Ещё я помню, но желал,

Желал так Тедерик защиты,

Что брат извне и мир не знал».

В ладонях лик он свой скрывая,

Правитель Неба произнёс:

«Речь справедлива, но пустая,

Мой предок лишь двоих вознёс,

Два рода Герцога и правят,

И кровь Скарл-Фроев мальчик нёс».

На миг задумавшись и пальцем,

Пытаясь боль унять в висках:

«Он сфере власти был скитальцем,

Доселе скованный в стенах,

И потому, мой друг, взываю,

Ты Джеран, Герцог в Небесах.

Возьми с собою, разделяя,

Ты опыт с мудростью своей,

Сомненья он души являя,

Был уязвим и тем идей,

Ты заложи во нём». – «Признаюсь,

Не рад я милости твоей».

Поднялся герцог, недовольства,

Печать на лике: «Но увы,

Не смев огнями своевольства,

И коль приказы таковы,

Я их оспорить не посмею,

Небес то воля синевы».

«Я благодарен, но приказом,

Одним не смею грань вести», -

Востока карту смерив глазом.

«Гонцы пусть выберут пути,

И пронесут Престола волю,

Глаголю, шахты обойти

И среди каждой волей Трона,

Приказ подобный передать,

Что их настала оборона,

И скалы должно истязать,

Кайлом без отдыха и ночью,

Войны орудия ковать.

Пусть дети, женщины возьмутся,

С мужьями, братьями во ряд,

Предатель, если отрекутся,

И пусть повешенья обряд,

Вершат над ними без сомнений», -

Тяжёлый карту режет взгляд.

Почтенно герцог поклонился,

И оставляет за спиной,

А плен величия разбился,

Владыка Неба, но такой,

Такой воистину ничтожный,

Наедине с самим собой.

Спиной сутулый, лик усталый,

И дрожью в дланях рассказал,

Что груз страдания немалый,

Давил, раздавит, но собрал,

Все силы воли и молчавший,

На север он в окно взирал.

В своих раздумьях не заметил,

Как дверь откроется, она,

Невзгоды спутника он встретил.

«Ты здесь, Амелия», – спина,

Пыталась вновь прямой казаться,

Но участь эта столь трудна.

Река шумит, терзает стены,

Твердыни этой, окропит,

Она их пеной: «Перемены,

Я возжелавший, но грозит,

Грех на пути сломить рассудок,

Смотри, Амелия, дрожит

Дрожит рука от мыслей мрачных,

От моих действий и грехов,

Я повергаю ниц невзрачных,

Опору Трона, не врагов,

Своих я подданных терзаю», -

Но не услышать девы слов.

Ей рядом быть, она касалась,

Услышать слов ей не дано,

Лишь за плечо твоё держалась,

Достичь бы звукам! Суждено,

Тому лишь грёзами остаться,

Клеймо с рождения дано.

И ты подняться не желая,

Владыка Неба! Но такой!

Калека жалкий, упрекая,

Тот день, терзаемый рекой,

Причина кроется в вопросе,

Что возжелавший лорд Скарл-Фрой.

Причина кроется в короне,

Потомок, истинно, Король,

Не восседал давно на троне,

Четыре века, эта боль,

Средь поражения истоки,

И слово выслушать изволь.

Изволь услышать дни былого,

Четыре века и тогда,

Сменилась Эра и такого,

Событий скорбных череда,

Узнаешь скоро, будь уверен,

Одно запомни, то вражда.

Был Ариан, в роду Четвёртый,

Что при осаде умирал,

Горело пламя, камень стёртый,

Но и тогда Король сказал,

Не принимаю пораженье!

На троне заживо сгорал.

То поражение, во спину,

Ударил враг Его, спешить,

Нам не пристало, всю картину,

Не описать, но сохранить,

Своё внимание, послушай,

Одно лишь должен уяснить.

Тот сын сгоревшего на троне,

Не смел корону в длани взять,

Он молвил гордо, что Иконе,

Что не дано вовек распять,

Настало время погрузиться,

Во сон, чтоб после воссиять.

Ты вопрошаешь, в чём причина?

Зачем подобное ему?

Она проста, ведь Властелина,

Что предан древнему холму,

Не называй простым монархом,

Он жрец и символ, потому

Как поклоняются в соборах,

Есть теократия восток,

Он выше смертного во взорах,

Греха не знает и порок,

Забывший, высшее созданье,

Людьми он созданный пророк.

Года назад была картина,

Во сына длань отец вложил,

Клинок востока господина,

И старика мечтою жил,

Он возжелал корону мерить,

И грех великий тем вершил.

Сказал, Арториус, взываю,

Я пригласил сюда семью,

Уж смерти длань я ощущаю,