Первый Зверь

Меня завораживала его сила, его стойкость, и это хладнокровие, с которым Арьян принялся откидывать от нас обломки и куски крыши и дома, что сложился, несмотря на свою крепость. Только пока было не ясно по какой причине.

Он поднялся первым, не обращая внимания на то, как светлая тряпка, которой он был обмотан, чтобы самая страшная рана от вил не разошлась по швам, пропиталась кровью, которая теперь струилась по обнаженному телу моего огромного прекрасного Зверя, принявшись тут же поспешно разбирать завалы и доставать волков, что к счастью были живы.

— Жить будет. Его оглушило, — быстро отозвался Арьян, когда достал охотника, который был без сознания, на что я облегченно выдохнула, замерев и чувствуя, как руки холодеют, а сердце замедляет свой бег, потому что увидела, как огромная птица с пронзительными желтыми глазами, качнулась над высокими кронами деревьев, падая вниз…

«Две стороны одной силы. Мы связаны ею. По этой причине дух брата не может уйти окончательно до тех пор, пока жив я…»

Душа замерла и просто онемела в этой жуткой тишине, где я слышала только свое сбивчивое дыхание, бросившись вперед и не думая больше о том, что где-то могут быть враги!

— Рада!!!

Арьян бросился тут же за мной, чувствуя мою панику, которую возможно не мог понять, и начиная волноваться тоже, когда подхватил меня на руки, устремляясь вперед. Туда, куда неслись все оставшиеся в живых волки на такой скорости, что снег взвивался высоко вверх, застилая мои глаза.

Мы снова торопились на замерзшую реку, что стала полем битвы и самым жутким из всех увиденных за мою жизнь зрелищ.

Теперь здесь не было ни одной живой души, кроме тех больших темных волков, которые по-прежнему стояли стеной вокруг Черного.

Река была просто усыпана трупами сожженных заживо людей!

Сотни тел, от которых шел дым, словно от сгоревших поленьев, отчего над замерзшим зеркалом воды стоял тошнотворный, жуткий запах, от которого буквально слезились глаза.

Но не это было самым страшным. Людей настиг рок, которого они заслужили.

У самой кромки леса лежал Черный…

Распластавшись на льду и раскинув руки.

А рядом с ним лежала птица, раскинув свои огромные крылья.

Я слышала, как у Арьяна сбилось дыхание и его сердце заколотилось в груди отчаянно и панически, устремляясь вперед сильнее, и буквально захлебываясь сбивчивым холодным дыханием, потому что уже в тот момент мы оба понимали, что опоздали.

— Не смей! Слышишь, не смей!!! — Арьян упал на колени перед Черным, едва дыша и в первую секунду не зная, что делать дальше, как и я, стараясь сохранять спокойствие и здравый ум, что не получалось совершенно. — Борись!!!

Глотая горькие слезы, я видела, что слова не помогут.

Ожоги Черного были не менее страшными, но они пришлись на его мощную грудь, спалив не только одежду, но и кожу, до такой степени, что были обожжены даже мышцы, которые судорожно напрягались от страшной боли.

Арьян не просто прокусил себе руку, он разодрал кожу, отчего кровь хлынула быстрым потоком, пытаясь сначала напоить его, а затем пустить на раны.

— Не смей сдаваться!!! Пей!!!

Черный только убрал руку Арьяна, крепко сжав ее в своей окровавленной ладони и хрипло выдохнул из последних сил:

— Оставь, сын. У каждого есть свое отведенное время, и мое время пришло.

Он не будет бороться.

Я видела это в потухающих синих глазах, где впервые было столько тепла и усталости, что сердце защемило.

Черный прожил долгую, полную горестей и одиночества жизнь.

Никто не знал наверняка, через что ему пришлось пройти, что вынести на своих плечах, какую боль навсегда скрыть в своем загадочном сердце после смертей и лишений тех, кого он любил больше всего на свете.

Я понимала, что эта жизнь стала его проклятьем, и душа хотела свободы, потому пыталась проглотить стоны, слезы и мольбу о том, чтобы он не оставлял нас одних, без своей мудрости, своей хитрости — потому что жизнь без Черного теперь казалась слишком трудной и пугающей.

Страшно было отпустить его! Хотелось встряхнуть его за широкие плечи и рыдая сказать о том, что я привязалась к нему за последнее время, настолько сильно, что потерять его было сродни тому, что пережить еще раз смерть мамы и отца!

…но когда любишь по-настоящему, то думаешь не о собственной боли, а о том, что хочет тот, кого ты любишь.

Поэтому я вытерла слезы дрожащими холодными руками, и поднялась с колен, словно в бреду прошагав до птицы. Пока был жив Черный и душа Серого жила, а глаза птицы были ясными и невыносимо желтыми, как глаза моего Арьяна.

Аккуратно сложив большие крылья, я обняла беркута, с усилием поднимая его с земли, чтобы отнести и положить на грудь Черного, видя, как в уголках его синих глаз появилась влага.

Братья снова были вместе. Сердцем к сердцу.

Единые в своей боли, жизни и смерти.

Мое сердце разрывалось. Хотелось просто упасть в снег и закричать о том, что эта жизнь несправедлива и отбирает у нас тех, кто заслужил жить долго и счастливо. Хотелось обнять их крепко-крепко и поделиться собственной жизнью, чтобы только они были рядом!