Первым делом самолёты. Семейный альбом

Француз Гарро сообразил вооружить истребитель пулеметом, стрелявшим сквозь плоскость, ометаемую воздушным винтом, и это во много раз увеличило возможности боевого летчика; немец Рихтгофен заложил основы группового воздушного боя, его тактика, в свою очередь, увеличила силу истребителей; русский Нестеров — о нем речь впереди — поразил авиационный мир тараном, засвидетельствовав этим — победа дороже жизни!.. Так на крови и отваге, на страхе и бесстрашии взрастало будущее. Что кривить душой, всякое ремесло — прежде всего ремесло. Мне трудно, глядя на портрет Рихтгофена, испытывать чувство симпатии к этому человеку, но было бы бессовестно отказать ему в потрясающем умении драться в небе. Что другое, а сбивать противника этот человек с холодными глазами, пробором в ниточку умел.

Не так давно судьба забросила меня на окраину Бонна. День был прозрачный, безоблачный, прохладный. В авиации говорят: миллион на миллион, подразумевая безграничную видимость, что называется, от горизонта до горизонта и от Земли до ... до бесконечности. Наслаждаясь этой великолепной голубизной, я обнаружил — иду по улице Мессершмитта. Впрочем, чему тут удивляться. Таких конструкторов чтят все... А дальше была улица Рихтгофена, а рядом — и это уже заставило задуматься — улица братьев Райт.

В немецкой столице...

Улица первых пилотов-американцев...

Молодцы немцы, сумели же преодолеть национальную ограниченность, сумели понять — хотим мы того или не хотим, но жить нам дано под одним общим небом! С той поры я внимательно читаю все, что удается заполучить из выходившего в Германии, и отчетливо вижу как изменяется, если можно так сказать, лицо их авиационной литературы. Конечно, это дается не легко и не сразу, и все-таки, литавры звучат все тише, пропадает панегирическая трескотня восхвалений, обнажая суть нашей летной работы!

Однажды бдительный редактор вычеркнул из моего текста слова: "Вскормленный для воздушного боя, он рвался на фронт, свято веря: там ждут его победы и слава". Я спросил: "Что же криминального в этой фразе?" — "Вскормленный" звучит... не того... вроде о хищной птице речь..." В это же время нас именовали сталинскими соколами, а таран — не иначе, как соколиным ударом...

Грешно живем. В словоблудии утопаем...

Задержите взгляд на лице Манфреда фон Рихтгофена, подумайте еще разок: профессионал — это кто? Кто такой — мастер?

Пожалуй, это будет правильно — начать об Удете воспоминанием Манфреда фон Бра-ухича — известнейшего автогонщика, вообще человека любопытной судьбы:

"Моя первая встреча с Удетом, этим чрезвычайно живым невысоким мужчиной с добродушным выражением лица и лукавыми улыбчивыми глазами, состоялась еще в 1927 году. Как-то в воскресный день я отправился на пригородный аэродром посмотреть авиационный праздник. Гвоздем программы были фигуры высшего пилотажа, которые Эрнст Удет демонстрировал на одномоторном биплане. После бесславно проигранной первой мировой войны этот ас зарабатывал себе на хлеб только своим летным искусством. Его рекламные полеты давали ему не только приличные доходы, но со временем сделали настолько популярным, что на него обратили внимание кинопродюсеры...

ЭРНСТ

УДЕТ

Однажды под Штеттином мне посчастливилось увидеть один из его коронных номеров — "трюк с носовым платком". Этому трюку предшествовали безудержно смелые "мертвые петли". Он крутил их у самой земли, приводя публику в состояние крайнего возбуждения. Примерно в ста метрах от барьера, за которым теснилась толпа зрителей, на травяном бордюре, окаймлявшем летное поле, лежал обыкновенный носовой платок. Удет подлетал к этой точке на предельной скорости, держась на высоте не более двух метров. Затем следовал резкий разворот на крыло, едва не касавшееся земли. Крюком на боковой кромке нижней плоскости Удет подхватывал платок и под ликующий рев толпы взмывал с ним в воздух".

Виртуозного пилотажника Удета фон Браухич характеризует улыбчивым, добродушным, остроумным — словом, милейшим человеком и приятным собеседником. Что касается летных талантов, тут сомневаться не приходится: Удет сбил в годы первой мировой войны шестьдесят два самолета противника. Так что летал он, несомненно, здорово, а вот как поверить в его человеческие достоинства нам, вое-

Эрнст Удет

питанным на строгих стереотипах? Раз враг, то коварный или подлый, для разнообразия — гнусный или черный, всегда одна краска.

Если же принять во внимание, что в царствование Гитлера, он был произведен в генералы и с 12 июня 1936 года вступил в должность начальника технического управления министерства авиации, в чьи обязанности входило наблюдение за всей исследовательской работой, размещение заказов ВВС, контроль вооружения, то... сами понимаете.