Пес смерти. Мисс Марпл рассказывает. Расследует Паркер Пайн. Второй гонг

— Я служу у мадам много лет, мосье. И очень ее люблю. Если бы я не была уверена в вашей любви к ней, eh bien[49], мосье, я бы не пустила вас и на порог этого дома!

Рауль засмеялся.

— Браво, Элиз! Вы настоящий друг, и вы должны поддержать меня — я хочу сказать мадам, чтобы она рассталась со своими духами.

Он ожидал, что Элиз оценит его шутку, но, к его удивлению, она была сама серьезность.

— А вдруг, — проговорила она нерешительно, — духи ее не оставят?

— Я думал, вы не верите в духов.

— Больше не верю, — сказала Элиз упрямо. — Глупо в них верить. И все же…

— Ну?

— Это трудно объяснить, мосье. Видите ли, я всегда считала, что медиумы, как они себя называют, — это обычные мошенники, которые обманывают бедных людей, потерявших своих близких. Но мадам вовсе на них не похожа. Мадам хорошая. Мадам честная и…

Она понизила голос и проговорила с благоговейным страхом:

— Что-то действительно происходит. Это не трюки — то, что происходит. Вот почему я боюсь. По-моему, все это нехорошо, поскольку противно природе и le bon Dieu[50], и кто-то должен за это расплачиваться.

Рауль поднялся с кресла, подошел к ней и похлопал по плечу.

— Успокойтесь, моя добрая Элиз, — сказал он с улыбкой. — Я хочу вам сообщить приятную новость. Сегодня состоится последний спиритический сеанс; и больше их не будет.

— Значит, сегодня последний? — В голосе Элиз слышалось недоверие.

— Последний, Элиз, последний.

Элиз мрачно покачала головой.

— Мадам не в состоянии… — начала она.

Фраза осталась неоконченной. Открылась дверь, и вошла высокая красивая женщина, стройная и грациозная, с лицом боттичеллиевской[51] Мадонны. Лицо Рауля засияло радостью, и Элиз тут же незаметно удалилась.

— Симона!

Он взял ее белые изящные руки в свои и по очереди поцеловал.

Она нежно прошептала:

— Рауль, дорогой мой…

Он еще и еще раз поцеловал ее руки и внимательно посмотрел ей в лицо.

— Симона, как ты бледна! Элиз сказала, что ты отдыхаешь. С тобой все в порядке, моя радость?

— Да, в порядке… — Она явно что-то недоговаривала.

Он посадил ее на диван и сел рядом.

— Тогда скажи мне, в чем дело.

Женщина слабо улыбнулась.

— Ты сочтешь меня глупой, — прошептала она.

— Я? Сочту тебя глупой? Никогда!

Симона высвободила руку и отрешенно уставилась на ковер. Потом заговорила тихим, торопливым голосом:

— Я боюсь, Рауль.

Он ждал какое-то время, что она что-то еще скажет, но она молчала, и тогда он попытался ее подбодрить:

— Чего ты боишься?

— Просто боюсь — и все.

— Но…

Он посмотрел на нее с недоумением, и она быстро ответила на его вопрошающий взгляд.

— Да, абсурд это или нет, однако я чувствую страх. Чувствую — и все. Я не знаю — чего именно я боюсь и почему, но меня все время точит одна и та же мысль: со мной должно произойти что-то ужасное, ужасное…

Она невидящим взглядом уставилась перед собой. Рауль нежно обнял ее.

— Любимая моя, — проговорил он, — ты не должна поддаваться таким настроениям. Я знаю, что это такое. Ты просто устала, Симона, устала из-за образа жизни, который ведешь. Все, в чем ты нуждаешься, — отдых и покой.

Симона благодарно взглянула на него.

— Да, Рауль, конечно же ты прав. Все, что мне нужно, — это отдых и покой.

Она закрыла глаза и откинулась на обнимавшую ее руку.

— И счастье, — прошептал Рауль ей на ухо.

Он крепче прижал ее к себе. Симона, сидя все еще с закрытыми глазами, глубоко вздохнула.

— Да, — прошептала она, — да. Когда твои руки обнимают меня, я чувствую себя в безопасности. Я забываю о той ужасной жизни, какую веду, — жизни медиума. Ты очень много знаешь, Рауль, но даже тебе не дано понять, что это такое.

Он почувствовал, как ее тело замерло в его объятиях. Ее глаза открылись, и она снова уставилась пристальным взглядом прямо перед собой.

— Находишься в кабинете, в темноте, в ожидании, и темнота эта ужасна, Рауль, ибо это темнота пустоты, небытия. Усилием воли растворяешься в этом небытие. И тогда ничего не знаешь, ничего не чувствуешь… Но наконец наступает медленное мучительное возвращение, пробуждение от сна, однако это так утомительно, ужасно утомительно…

— Я знаю, — прошептал Рауль, — я знаю.

— Так утомительно, — снова прошептала Симона.

Ее тело, казалось, становится все слабее и слабее с каждым произнесенным словом.

— Но ты изумительна, Симона.

Рауль взял ее руки в свои, стараясь взбодрить своим обожанием:

— Ты уникальна, ты — величайший медиум, какого когда-либо знал мир.

Она с легкой улыбкой покачала головой.

— Да-да, — настаивал Рауль.

Он вынул из кармана два письма.

— Взгляни-ка, вот от профессора Роше из Сальпетриера, а другое от доктора Жене из Нанси, и оба умоляют, чтобы ты хотя бы изредка продолжала с ними сотрудничать.

— О нет!

Симона неожиданно встала.

— Я не хочу! Не хочу! С этим все кончено, ты обещал мне, Рауль.

Рауль изумленно смотрел на нее. Она стояла, чуть пошатываясь, и походила на затравленного зверя. Он поднялся и взял ее за руку.

— Да-да, — сказал он. — Конечно же с этим будет покончено, само собой. Но я так горжусь тобой, Симона, вот почему я упомянул об этих письмах.

Она искоса с подозрением глянула на него.

— И ты не захочешь, чтобы я продолжала сеансы?