Песенка для Нерона

А потом случилась эта история. Мы сбежали из дворца, Каллист — твою мать, подумал я, ведь все хорошее кончилось с его смертью, так ведь? — Каллист отдал жизнь за Луция Домиция, а Каллист в принципе не мог ошибиться в человеке. Если он считал, что ради Луция Домиция можно умереть, то уж никак не мне с этим спорить. Уж точно не мне, самому тупому в нашей семье. А потом были долгие годы совместных странствий, голода и преследований; все это время он уже не был богатым ублюдком, он был бедным ублюдком и вором, таким же, как я, не лучше и не хуже — так что да, я пришел к заключению, что с ним все в порядке, потому что так думал Каллист и потому что так думал я, судя по собственным наблюдениям. Вы, конечно, можете сказать: разумеется, Луций Домиций не делал ничего дурного, пока вы с ним бродяжничали, потому что у него не было ни единого шанса вернуться к старым фокусам, вы оба были слишком заняты уклонением от встреч со стражей и попытками выжить на гнилом зерне, не имея ни времени, ни возможностей для всякого дерьма. Ну, я не буду с этим спорить. И переживать по этому поводу тоже не буду. Как если бы вы были магистратами, а меня притащили пред ваши очи за кражу сандалий в бане, а я был заявил: на самом деле я невиновен, потому что в душе я честный, трудолюбивый фермер, никому не желающий зла, просто меня лишили шансов стать им. Вы бы расхохотались до слез и отправили меня на рудники — и совершенно правильно. Сидя в курульном кресле, а не стоя перед ним, я бы поступил точно так же. Ну, и где же теперь ваш аргумент?

И я сказал себе: слушай, ты маленький грек, жалкий жулик, весь мир стремится тебя убить, и единственный человек во вселенной, который может быть на твоей стороне — это Луций Домиций, так какая нахрен разница, что он мог натворить? Если станешь тонуть, то ухватишься за его руку. И кроме того, не твое дело, чем занимаются другие, пока они занимаются этим не с тобой.

И если весь остальной мир думает иначе, пусть идет в жопу. А эта Бландиния, эта кровожадная лживая сука, которая, может, и пощадит тебя, если у нее будет такое настроение — с кем ты, с ней или с единственным во всем мире другом?

Жалко, что она осталась в живых — и станет причиной твоей смерти.

И это тоже была полная хрень, конечно, потому что опять же Каллист ее спас, а Каллист не ошибался в людях, так ведь? Если он решил, что она того стоит, кто ты такой, чтобы называть ее кровожадной сукой?

Все это я не мог совместить.

Понимаете теперь, что я имел в виду, говоря про богов? Конечно, если и есть какие-то причины для существования богов помимо их скотских развлечений, то разве не должны они говорить нам: это правильно, а это неправильно, запомните накрепко, потому что позже состоится экзамен? Но говорю вам, я сидел в этом саду совсем один и прислушивался: они не сказали ни слова. Даже не пернули. Думаю, все боги — римляне. Это многое объясняет, если хотите знать мое мнение.

И да простит меня Бог — я вдруг подумал: если боги таковы, то, может быть, Каллист был богом. Вы знаете, как они развлекаются, скитаясь среди несчастных смертных, притворяясь, что они одни из нас, как жулики, рассказывающие про себя сказки; как я, например, или Луций Домиций. Просто предположим, что Каллист был замаскированным богом; и я любил его, и Луций Домиций любил его, и кровожадная сука Бландиния любила его, потому что такова нормальная реакция смертных на бога — как у кошек на кошачью мяту. И вот этот богатый ублюдок, бог, спускается вниз, все запутывает, и когда мы все запутываемся тоже, как овцы в шиповнике, рвет когти на Олимп и усаживается смотреть, какой бардак мы учиняем, пытаясь освободиться. Может, любовь и есть вот это самое — поганая игра, в которую боги играют смертными, невинными и уязвимыми, как дети. Может, Каллист был богом, и тогда мы ни в чем не виноваты. Мы можем возложить на него всю ответственность. В этом смысле, возможно, он спасет нас всех. Опять.

На этой стадии мозг мой начал зудеть, так что, наверное, и к лучшему, что меня прервали, прежде чем он вскипел, как овсянка, и полился у меня из ушей.

Во двор вышли Александр и Хвост, неся пару небольших столов с накрытыми салфетками блюдами. Когда я увидел их, первой моей мыслью было: ох черт, она передумала и меня убьют, и потом — да, но столы, хавчик? Зачем заморачиваться отравлением, если удар по башке гораздо быстрее и дешевле? И если они собираются закормить меня до смерти заячьими тарталетками в горшочках — ну что ж, есть куда худшие способы уйти из жизни. Скорее всего, она приказала: получше смотрите за пленником, или что-то вроде этого, что они восприняли как указание приготовить что-нибудь изысканное.

— Просто перекус, — сказал Александр, снимая крышку над плечом барашка по-этрусски в подливке с пюре из лука-порея и фасоли. — Чтобы ты слегка подкрепил силы, не более.

Прекрасно, если не задумываться, на что мне эти силы понадобятся. Этого я, конечно, не сказал.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны.