Песец

Обряд отпевания проводил Джеронимо Натта. Покойный не был всенародным любимцем, и кардинал не настоял, чтобы церемония проходила в соборе. Безутешные родители облюбовали небольшую кирху в Инсбруке – должно быть, всю жизнь в нее ходили, – вполне достаточную для немногочисленных родственников и соседей. Но в церковь набилось втрое больше народу. Уцелевшие сотрудники орбитальной станции периметра, экипаж «Ийона Тихого», капитаны крейсеров, что находились у Земли. В пустом гробу не было тела, Хайнрих Шварц уже в момент смерти удостоился идеальной кремации вместе со многими другими, кому не повезло оказаться рядом. Люди теснились на скамьях, стояли в проходах, держа свечи. Голос кардинала взмывал ввысь, под купол и, казалось, куда-то дальше. Старушка-мать вытирала слезы краем траурного платка, отец сцепил вставные челюсти, боясь заплакать у всех на виду.

На отпевание прибыли высокие гости. Рядом с кардиналом стоял Великий Магистр мальтийского ордена, он сказал о командоре Шварце теплые слова, охарактеризовав его как достойного рыцаря, не посрамившего честь ордена. На первой скамье рядом сидели два главнокомандующих, бывший и нынешний. Максимилиансен, как-то резко постаревший, выглядел непривычно тихим и чуть ли не виноватым. У его ног стояла трость. Гржельчик смотрел прямо перед собой. Пытался вспоминать свои редкие – к счастью – встречи со Шварцем, но перед глазами все время вставал «Песец», вдруг превращающийся в плазменный шар. Вряд ли Шварц был готов к смерти. Наверное, даже не успел почувствовать, что умирает. Оно, может быть, и к лучшему для тех, кто умер одновременно с ним, мгновенно и безболезненно. Но почему-то Йозеф был уверен, что Шварц не хотел умирать просто так, не того склада он был человек. Он должен был крикнуть что-то, попрощаться, а скорее, выругаться семиэтажно, без этого его жизнь казалась незавершенной, но времени ему не дали.

Салима стояла у самых дверей, почти на улице. Ни к чему правоверной мусульманке заходить в христианскую церковь, но не прийти она не могла. Люди оборачивались на нее, перешептывались: как-никак, глава ООН! Головной платок и кардиган были черны, в угоду местной традиции, лицо неестественно бледно, губы сжаты в узкую линию. Под руку ее поддерживал старший сын, высокий молодой человек с синими глазами и мелкими незажившими порезами на лице, в форме капитан-лейтенанта ГС-флота. В последние дни Принц, как его все называли, стал всемирно известной персоной благодаря интернету. Последний капитан легендарного крейсера «Ийон Тихий», пожертвовавший им ради Земли. Гвардейцы ООН рассредоточились внутри кирхи и по площади, за спиной Салимы стоял усатый начальник охраны с непроницаемым лицом. При жизни Хайнрих Шварц был для охранников олицетворенной карой небесной, но выражать свое отношение к факту его гибели в присутствии Салимы дураков не имелось.

– Аминь! – прозвучало под сводами, и присутствующие, засыпав пустой гроб никому не нужными цветами, потянулись к выходу.

Салима посторонилась и сошла с крыльца, давая дорогу выходящим. Один из охранников распахнул перед ней дверцу автомобиля.

– Это вы во всем виноваты!

Она обернулась. Заплаканная Линда, не слушая увещеваний своего престарелого мужа, отпихнула гвардейца и обвиняюще ткнула в Салиму пальцем:

– Все из-за вас! Вы развязали эту проклятую войну!

Салима молча смотрела на старушку. И возразить нечего. Да, она развязала войну. Она с самого начала знала, что кто-то в ней погибнет.

– Линда, ну перестань, – тихонько бормотал Пауль.

– Это все вы! Вы заморочили мальчику голову! Он отдал жизнь в вашей дурацкой войне, а вы тут стоите живая!

– Линда, ну не надо. Не надо!

Все так. Кто еще может быть виноват? Уж точно не Гъде, не Чфе Вар и не Эас. И не киллеры. Это координатор в ответе за все. И за то, что зимой холодно, и за то, что ночью темно. И уж тем более за то, что взрастила своими руками.

– А о нас вы подумали? – со слезой выкрикнула Линда. – У нас теперь никогда не будет внуков!

Салима судорожно вздохнула и негромко бросила:

– Будет.

– Ч-что? – ошарашенно переспросила Линда, не ожидавшая ответа.

– Будет, – повторила она. Слово вылетело, обратно не возьмешь.

Старушка всхлипнула, шагнула к Салиме и разрыдалась, уткнувшись лицом ей в грудь. Пауль неловко топтался рядом, приговаривая:

– Линда, ну ты что? Линда, люди же смотрят.

Иногда и главнокомандующему выпадают свободные минуты. Йозеф вытащил Анелию на прогулку. Не все же ей сидеть в гостиничном номере, дожидаясь, когда он придет. В новой одежде, с новой прической и выщипанными бровями она совсем не походила на гъдеанку, но все еще иррационально побаивалась выходить на улицу в одиночку.

Они прошлись по вечернему Байк-паркингу, купили Анелии самоучитель английского языка и осели в кафе на втором этаже пассажирского терминала. Йозеф, потягивая пиво, молча любовался Анечкой, листающей самоучитель в ожидании заказа. Вьющаяся каштановая прядка снова выбилась из ракушки, вечно она выбивалась.

– Солнце, – старательно прочитала она. – Мужчина. Женщина. Я смешно говорю, да? – она поймала его улыбку.