Пещера Рыжего монаха

Радостное нетерпение охватило его. Наступающий день обещал городу событие, которое должно было войти в летопись его истории. Да и само утро было чудесным.

Как было условлено, Федя зашел в духан за Аджином. Увидев приятеля, он ахнул. Куда девалась его привычная залатанная одежда? Аджин красовался в полном горском наряде: в малиновой черкеске, отороченной по краю золотой тесьмой, и в белой шелковой рубашке. На спину падали хвосты дорогого башлыка. Ноги были обуты в мягкие козловые сапоги. Талию перепоясывал ремешок с серебряным набором, а на нем — можно ли верить глазам! — висел настоящий кинжал. Волосы Аджина, прежде не знакомые с гребнем, были вымыты с мылом и тщательно расчесаны. Его смуглое большеглазое лицо, оттеняемое белизной ворота, оказалось на редкость красивым, чего Федя прежде не замечал.

Один из посетителей, заметив восхищенный Федин взгляд, почтительным голосом сообщил, что костюм был сшит по специальной мерке и преподнесен Аджину ревкомом. По слухам, Феде и Василиду тоже следовало ждать подарков.

В духане гвалт стоял изрядный: оснований для разговоров было предостаточно, а появление Феди еще больше оживило посетителей. На него посыпался град вопросов, и уже в который раз ему пришлось рассказывать о подробностях своего путешествия и пребывания в пещере Рыжего монаха.

Наконец Юсуф отпустил Аджина.

Едва они вышли за порог, Федя схватился за рукоятку кинжала:

— Дай посмотреть!

Аджин только плюнул с досадой.

Учитывая возраст и темперамент будущего владельца оружия, в ревкоме позаботились так запаять ножны, что вытащить из них клинок оказалось невозможным.

Ребята скорым шагом направились в больницу. Главный врач обещал на этот день отпустить Василида в город.

— Что смотришь так, будто у тебя коня украли? — спросил Аджин.

— Все не придумаю, как с Василидом быть.

Аджин рассмеялся.

— С тобой, я вижу, нельзя говорить серьезно, — недовольно проворчал Федя.

— Ты что, дорогой, ничего не знаешь?

— Что я должен знать?

Аджин остановился. Остановился и Федя. Оба стояли и смотрели друг на друга: один — с настороженным любопыт­ством, другой — с веселым изумлением.

— Так знай! — воскликнул Аджин. — Тагуа и Тинат берут его к себе, сыном хотят сделать.

— Да что ты!

— А я думал, ты давно знаешь... Пусть я обрею голову, если неправду говорю.

Как тут было не поверить! Это была лучшая новость из всех, какую хотел бы услышать Федя.

«Как же я сам не смекнул, что дело идет к этому? То-то последние дни в доме шли какие-то таинственные приготовле­ния. Не очень-то красиво с их стороны утаивать от меня это», — с обидой подумал он, но, тут же решив, что ему хотели сделать сюрприз, успокоился.

Тинат и Тагуа уже ждали в садике при больнице. Оба были одеты во все лучшее, что нашлось у каждого.

Мальчики поздоровались с ними и тоже сели на лавочку под цветущим гранатом.

Наконец на крыльцо вышел Василид. Вид у него был необычный: серые диагоналевые брюки были заправлены в русские сапоги, русской была и ситцевая в горошек косово­ротка, а поверх нее был надет суконный бешмет, белокурую голову прикрывала войлочная шляпа с широченными полями. На его бесхитростном лице отражались радость и смуще­ние.

Федя с Аджином первые приветствовали его, что выразилось в легких тумаках и похлопываниях по плечам, а потом он попал в объятия Тинат. Тагуа критически оглядел его и тоже обнял. В голосе мальчика при обращении к новым родителям звучала робкая нежность.

Оказалось, что сегодня Василид совсем покидает больницу, и весь ее немногочисленный персонал тоже вышел на крыльцо, чтобы проводить одного из трех героев.

Молоденькие сестры милосердия за время пребывания мальчика в больнице повально влюбились в него и теперь, при прощании, тискали в объятиях. А пожилой русский врач простился с ним за руку со словами:

— Надеюсь, ты больше не вернешься к нам, уж лучше мы тебя будем навещать в новом доме.

Наконец Василид в сопровождении новых родителей, Феди и Аджина покинул больничный садик. Все вместе они направи­лись в сторону порта, на прилегающую к нему площадь. Туда стекался весь город.

Стоявшие вдоль набережной фелюги тоже подтянулись к причалам; матросы высыпали на палубы и сидели, свесив ноги с бортов. Все весело, возбужденно переговаривались.

Ребята с удовольствием смешались с толпой: кто-кто, а они сегодня были здесь не последними людьми. Слава о подвигах каждого из них уже облетела побережье; республиканские газеты посвятили им статьи с фотографиями.

У Аджина не было теперь оснований огорчаться: чья, как не его смекалка помогла в конце концов отыскать пещеру. Почти все знали мальчиков, улыбались им, приветствовали их и осыпа­ли градом дружеских хлопков.

Под этим бременем всеобщего внимания Феде с Василидом было не по себе. А Аджин пыжился от гордости и принимал приветствия и поздравления с независимым видом, но, за­бывшись, становился самим собой — шумным и немного хвастливым.

Тинат и Тагуа из деликатности оставили мальчиков одних и затерялись в толпе