Пещное действо

— Ах да. — Пучков опустил таз пониже, и вот они на ручной тяге уже поднимались вверх, и с каждым скрипом подъемника вокруг становилось светлее. Когда звездочка света сделалась величиной с блюдце, а кожу у Пучкова на лбу стал разъедать трудовой пот, внизу послышался шум. Жданов свесил вниз ухо, прислушался и сказал Пучкову: «Поднавались!» Тот только помотал головой, было видно, что он устал.

— Жданов! — раздалось снизу. Все узнали голос Кишкана. — Где баба, которую ты мне за штаны обещал? Ясак-харача, илла лахо, бакшиш давал? Брудершафт-воду пил? Где баба Анютка-джан?

— Вот турок! Крути, Пучков, а то всем нам в дубе кранты!

Когда они поднялись наверх и закрепились железной лапой за срез ствола, Жданов первый спрыгнул в широкий желоб, неизвестно кем проделанный в торце кольцевой стены. Верхушки у дуба не было, а когда они посмотрели вокруг на море блестящих листьев, то увидели, что дерево, на котором они стояли, в этом лесу не единственное. Словно башни, поднимались среди листвы ровно спиленные вершины дубов. Некоторые были с зубцами, в других они разглядели маленькие квадраты бойниц.

— Лес-крепость, вот что это такое. Сколько сторожевых башен!

— Пучков на пальцах стал пересчитывать выступающие спиленные вершины, но сбился и перестал.

— Больше похоже на укрепленные острова на зеленом море, — ответил на это Зискинд.

— Н-да, — Жданов почесал подбородок, потом уперся руками в борт.

Капитан, прикрывая глаза от света сложенной козырьком ладонью, смотрел в зеленую даль.

— Что видно? — спросил его Жданов.

— Солнце, листья, дорогу, — сказал Капитан. — Пыль на дороге.

— Пыль?

— Анна Павловна обнимает за плечи человека на велосипеде. На спицах радуга. Они приближаются к высокому дому… нет, не к дому, для дома он слишком тяжел. Вокруг ров, моста через ров не видно. Не доехали. Остановились. Бросили велосипед у обочины. Она смеется. Он срывает виноградную гроздь. Дает ей. Она вплетает ее себе в волосы. Он падает перед ней на колени. Она тоже. Он… Она… Солнце. Слишком слепит. Какие-то темные тени.

— Это он?

— Да.

— И лицо у него такое худое, нос острый и усы кольцами?

— Да, красивое.

— Цепеш, так я и знал.

Зискинд вдруг засмеялся, сначала тихо, будто подслушал внутри себя какую-то веселую мысль, потом громче, и смех его покатился по кипящему серебру листвы — туда, где кончался лес, туда, где продолжалась дорога, туда, где брошенный на дороге велосипед затягивала теплая пыль. Смех кончился как и начался — вдруг. Зискинд сказал:

— Пир нищих. Вход по билетам. Капитан, у тебя зренье чайки, посмотри, только очень внимательно, какого цвета виноград в ее волосах? Не красного?

— Солнце, — сказал Капитан. — Оно здесь рано садится.

— Солнце? — переспросил Жданов и нервным движением руки выдернул из-под пояса рукопись. — Солнце, солнце…— Он отбрасывал за листом лист, и они, словно бумажные птицы, летели на солнечный свет. — Вот. — Он наконец нашел что искал и стал читать сбивчиво и неровно:

— Валахия! Ты лежишь между землей Палестины и дыханием индийских слонов, между плеском варяжских весел… Так, так, это скучно. Ага, вот. Небо твое твердо, как кость, и солнце твое быстро, как пуля. И любовь, сжигающая дотла виноградники и убивающая в богах богов, царей в царях, нищих в нищих, и оставляющая в живых лишь губы, кожу, воспаленные от горячки веки, ходит, прислушиваясь к сердцам и разделяя на сильных и слабых, живых и мертвых. Валахия! Есть ли ты на земле, или имя твое лишь вышитый на саване знак, к которому стремятся… Ну и так далее.

— Я думаю, — сказал Зискинд, — ключевые слова в этом тексте — кость, пуля и саван. Это сочинил Кишкан?

— Вряд ли. — Жданов тряхнул мешком, который неизвестно зачем таскал с собой, как трофей. — Наверно, украл у кого-нибудь из этих.

— А может, это как в лотерее? — Пучков держал перед глазами билет. — Кому повезет? Анне Павловне повезло, у нее счастливый.

— А кукушка? — завертел головой Зискинд. — Ей она что, не куковала?

— Ну — кукушка, — сказал Капитан. — Ржавая бесчувственная механика. Пучков сказал — ломаная. Смешно ей верить.

— Все равно, — не сдавался Зискинд, — какое счастье, когда знаешь, что за пазухой у любовника нож? Красивый, усы кольцами…— Зискинд хмыкнул. — Это же профессиональный убийца, соблазнитель, Синяя Борода. Он же ее тогда загипнотизировал из-за дерева, неужели неясно?

— Не знаю, — сказал Капитан. Потом снова посмотрел вдаль. — Велосипеда нет. Дорога пустая. Мост через ров опущен.

— Они в замке, мы еще можем успеть. — Зискинд поднял кулак и погрозил точке у горизонта. — Вперед, друзья! — Он занес ногу над выступом желоба и посмотрел на стоящих рядом.

— Ну что же ты, — сказал Жданов. — Сигай вперед, мушкетер. — Он выхватил из серебрящейся зелени похожий на череп желудь и подбросил его на ладони. — Ты еще можешь успеть.

Зискинд убрал ногу с выступа.

— Действительно, не подумал. — Зискинд потянул носом воздух. — Где-то горит. — Он потянул еще. — Показалось. Да, Жданов, все забываю спросить. Так ты что, в обмен на штаны предложил ему Анну Павловну?

Жданов пожал плечами.